зеленым, поэтому я никак не ожидала увидеть, что на самом деле это хорошо бетонированный парк со множеством огромных фонтанов, вот только зелени там почти нет.

Несколько разочарованная, я осмотрелась внимательней — и заметила, что бетонные дорожки передо мной оборудованы по бокам узкими и длинными газонами, в которых чернела земля. Газоны эти неплохо пропалывались, в них не было никакого бурьяна, хотя меж цветов кое-где зеленели мелкие сорняки.

Я двинулась вдоль этих газонов, опускаясь то и дело на корточки, в надежде отыскать хоть какой-нибудь одуванчик. И постепенно забеспокоилась: а не странно ли я выгляжу, если разглядываю цветочные клумбы, не обращая внимания на фонтаны? Спохватившись, я огляделась, но увидела лишь горстку иностранных туристов, фотографировавших все подряд. Такие зеваки могут счесть меня странной, но вряд ли станут кому-то жаловаться, прикинула я — и продолжила охоту за одуванчиками.

Что говорить, детские воспоминания о поисках папоротника на пустырях или о сборе каштанов в садах Сайтамы отличались от моего нынешнего занятия, как небо и земля. Сейчас я напоминала себе ворону, ковыряющуюся в мусоре на городской свалке. Вытирая пот со лба и напрягаясь от каждого взгляда, я была уже на грани того, чтобы послать все к черту и убежать домой. Но тут, обойдя уже половину парка, наконец отыскала газон, на котором желтела целая стайка жизнерадостных одуванчиков.

Воровато озираясь, я достала из сумки еще один пакетик — маленький и прозрачный, с крошками от обеда. Этот пакетик я решила использовать вместо перчатки, чтобы не портить маникюр. Надев его на руку, я сорвала с газона все одуванчики, какие только нашла, сложила их в плотный пакет из супермаркета — и, спрятав добычу в сумку, поспешила к метро.

Быстро темнело, во всем парке не осталось уже ни души. Как заметила Юки, оделась я сегодня слишком легко, понадеявшись на весну. Но вечерний воздух пока еще оставался слишком прохладным, и мои плечи быстро озябли. Спохватившись, я накинула шаль и нырнула в подземку, но даже в вагоне ни руки, ни плечи никак не хотели согреться. Оказавшись дома, я включила отопление и опустила сумку на низкий обеденный стол. И еще долго согревалась горячим чаем, сидя за столом и разглядывая добытые одуванчики.

Собранная зелень прилипла к изнанке пакета и вытряхиваться не хотела. Ее листья и стебли увяли и не вызывали никакого аппетита. Сперва я решила их просто выбросить, но затем рассудила, что терять уже нечего и с таким же успехом можно все-таки попытаться что-нибудь с ними сделать.

Желтые головки цветов в пищу явно не годились. Их я отрубила одну за другой и отправила в мусор. Зелень же, оставшаяся на разделочной доске, была такой вялой, что даже салат из мини-маркета выглядел бы свежее. Промыв ее проточной водой, я едва не вывалила ее из дуршлага прямо на доску, но, чуть подумав, сперва подстелила пластиковый пакет.

Одуванчики как еду я до сих пор встречала разве что в темпуре[28]. Но моя слабенькая электроплита не годилась для жарки во фритюре, да и заморачиваться таким сложным процессом настроения не было. Листья на вкус были горькими, и, чтобы убрать эту горечь, я решила добавить их в суп мисо. Но есть их сырыми я побаивалась, а потому решила сперва отварить, а уж потом добавить в воду мисо.

Как только я стала их резать, из них потекла темно-зеленая жидкость. Но пахла она не домашней кухней, а суровым бурьяном, выпалывать который нас когда-то заставляли на школьном дворе. Вскоре мне уже казалось, будто я не пищу готовлю, а ковыряюсь в грязи — и уже потому едва ли смогу это съесть.

Ощущая себя ведьмой, готовящей магическое зелье, я высыпала порезанные листья в кастрюлю с кипящей водой. Кипяток очень быстро позеленел и стал похож на изумрудную краску для ткани. Выглядело это пугающе, но я дважды сливала подкрашенную воду, заливала свежую и продолжала варить на малом огне. И к моменту, когда я решила добавить туда мисо, все листья и стебли уже превратились в клейкую зеленую кашицу.

Зачерпывая ложкой рыжую пасту из упаковки, я заколебалась: а не выкидываю ли я отличное мисо прямиком в мусорный бак? Но хорошей пастой супа не испортишь. Все лучше, чем осторожничать и делать из супа жиденькую водицу, напомнила я себе — и, зачерпнув как можно больше, размешала мисо в кастрюле.

Получившееся варево я налила в чашку. На первый взгляд, это могло бы сойти за суп со шпинатом. Но точно так же напоминало и сточную воду вперемешку со всякой дрянью.

Рисоварку я оставила на подогреве с утра. Набрав оттуда немного риса, я поставила его на стол рядом с супом и села за стол. Я казалась себе ребенком, заигравшимся в повара. Аппетита не было вообще. Я зачерпнула палочками рис, отправила в рот. И наконец, собравшись с духом, отхлебнула немного супа.

В миг, когда сгусток зелени коснулся языка, меня посетило видение: пепельно-серый парк с фонтанами, где я только что побывала. «Значит, то, что я ем, — частица этого парка?!» — осенило меня, и я чуть не выплюнула все обратно.

Разварившаяся зелень была абсолютно безвкусной и напоминала кусочки бумаги, прилипшие к языку. Но когда по парку в моем видении начали разгуливать люди, меня всерьез затошнило и я действительно выплюнула чертову зелень в салфетку.

«Но ведь это и было мусором с самого начала…» — подумала я, разглядывая останки одуванчика на белой салфетке.

Я вылила содержимое кастрюли в раковину, достала из холодильника целую упаковку наттó[29], но сколько ни заставляла себя, не смогла доесть и до половины.

Даже тщательно вычистив зубы и прополоскав горло, я не смогла избавиться от омерзительного ощущения клейких, безвкусных листьев на языке.

На другой день, в пятницу, мне стало плохо прямо на работе.

Уложив меня на диване в комнате отдыха, верная Юка сбегала в общий отдел за термометром и измерила мне температуру. Столбик ртути показывал 38,5. Моя обычная температура, как правило, ниже нормы, так что при виде этих цифр меня замутило еще сильнее.

— Это же не потому, что ты объелась полыни, правда? Живот не болит?

— Да нет же… Ничем я не объелась, не бойся. Да и полыни в итоге никакой не нашла. А вот простудилась, похоже, знатно… Еще бы! Весь вечер шататься по такой холодине…

Всей правды я говорить не стала. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь знал о моем жалком вчерашнем провале! Но Юки тут же почувствовала