Пока охранники сливали воду в питьевую канистру, обнаружившуюся там же, заговорщики оправились от шока и устремились в оружейную. Оружия и патронов там оставалось достаточно, они взломали оружейные шкафы, и через час в бомбоубежище хозяйничали десятки вооруженных людей, от страха и отчаяния готовых на все. Они устремились выбивать охрану из водного склада, но уцелевшие охранники понимали, что такой результат неизбежен, и к тому времени отступили. Они добрались до склада, в котором прятался я, и едва не застрелили меня, в первую секунду приняв за одного из заговорщиков. Мы похватали столько скафандров, сколько успели, вынесли их в шлюз и заперлись там. Шлюзовую переборку пришлось опускать под обстрелом, одного охранника тяжело ранило, позже он скончался… Мы вручную заблокировали шлюз и остались сидеть в тесном пространстве. С одной стороны дверь, ведущая к разъяренной толпе, с другой – дверь, ведущая на сожранную ядерной войной поверхность. Еды нет, воздух в замкнутом пространстве рано или поздно закончится, единственная аварийная лампа с каждым часом тускнеет все сильнее. Кто-то из охранников сказал, что энергии в бункере осталось на полдня, а то и меньше, и надо выходить на поверхность.

Мы пришли к выводу, что другого выхода у нас нет, и стали готовиться к этому. Нас в тот момент было семеро, раненый охранник уже умер, а скафандров оказалось больше десятка. Мы вытащили из лишних скафандров фильтры и попытались с их помощью очистить от осадка добытую охранниками воду. Это удалось не сразу, фильтры предназначались для очистки воздуха, и воду не пропускали совсем, пришлось что-то там разбивать, дробить, пересыпать, делать еще что-то… Я не специалист по выживанию, я по образованию маркетолог, я лишь делал, что велели те, кто понимал в этом больше. В итоге наши усилия увенчались успехом, мы смогли утолить жажду и обеспечить себе небольшой запас воды. Пока мы делали все это, из-за шлюзовой переборки доносились звуки ужасной вакханалии… Выстрелы, женские крики, вопли о помощи, яростная ругань, снова выстрелы… Не знаю, чем там все закончилось. Запасшись водой, мы надели скафандры и вручную открыли входные ворота. Это было жуткое зрелище…

Лестница, ведущая наверх, была усеяна мертвыми телами в два слоя. Было совсем темно, пришлось включить фонари, и я на какое-то время потерял дар речи. Снаружи оказалось очень холодно, обезображенные радиацией трупы окоченели и в лучах фонарей напоминали упавшие манекены для декораций к фильмам ужасов. Дозиметры сразу же показали смертельно опасный уровень, и Анатолий Аллахвердиев, он с молчаливого согласия остальных стал у нас лидером, велел всем срочно принять антирад. Мне препарат не лез в горло посреди этого леденящего душу кладбища… Подниматься по лестнице пришлось, шагая прямо по трупам, и я дважды падал, поскальзываясь на заледеневших телах. Вблизи их лица выглядели еще ужаснее, эти люди умирали в мучениях… Дверь на поверхность не открывалась, пришлось стрелять в замки, петли, куда-то еще… Меня дважды чуть не задело рикошетом… Когда ее выломали, оказалось, что мы завалены обломками обугленных деревьев. Какие-то из них удалось отодвинуть, и я полз наружу, словно змея по узкой норе. Страх застрять или зацепиться за что-нибудь и вызвать обрушение, гнал меня вперед через ночную тьму, и я не сразу понял, что сыплющаяся сверху черная труха – это снег.

Выбравшись на поверхность, мы несколько минут стояли, не зная, что делать. Все оказалось совсем не так, как представлялось внутри бомбоубежища. Вокруг не было ничего, кроме засыпанного черным снегом моря обугленных обломков леса. Ни развалин строений клуба, ни пусть даже разбитых машин, ни остатков полевой инфраструктуры – вообще ничего… Мы просто вылезли из дыры в земле, расположенной посреди мертвой свалки. Все исчезло, сметенное ядерными взрывами. Даже земляные валы, ограждавшие стрельбище, были сильно разбиты и частично осыпались. Навигационное оборудование не работало, компас показывал какую-то чушь, рации брали метров на двадцать, в эфире стоял нескончаемый треск помех. Термометр показывал минус двадцать, показания дозиметра застыли на цифре «999», потому что его табло имело только трехзначное значение, и об истинном уровне опасности можно было только гадать.

Стало ясно, что помощи ждать неоткуда. Если даже она и будет, то мы до нее дожить не успеем. Тогда Анатолий Аллахвердиев сказал, что наш единственный шанс – это добраться сюда, в склады Росрезерва. Здесь наверняка можно укрыться, получить помощь или дождаться спасательной операции. Он сказал, что ему приходилось бывать на этих складах несколько лет назад, когда он проходил службу в силовых структурах, поэтому знает, где искать вход. Все согласились.

Иван Вахидович потер красные от воспаления глаза и вдруг схватился за нос, пытаясь остановить внезапно хлынувшую кровь. Кто-то из активистов подобрал лежащую неподалеку тряпицу, которую использовали для холодного компресса, и подал ее рассказчику. Тот пробормотал слова благодарности, одновременно пытаясь вытирать кровь и соорудить из тряпицы что-то вроде медицинского тампона. Кровь не останавливалась дольше минуты, за это время пришлось сменить одну тряпицу на другую, а после оттирать сильно заляпанный пол спецпалатки. Сильно побледневшего Ивана Вахидовича уложили рядом с печкой, но через пару минут ему стало легче, и он даже смог закончить рассказ.

– Двадцать километров досюда мы шли больше десяти часов, – после кровотечения голос рассказчика звучал слабее, и приходилось вслушиваться в сливающиеся воедино шипящие звуки. – Сутки без еды дались тяжело всем, сил было мало… Продвигаться через засыпанный снегом бурелом было настоящим мучением. Все утопает в океане пыли, обугленные обломки сливаются с черным снегом, всюду бесконечный полумрак… Часто налетали настоящие бураны, сбивающие с ног, их приходилось пережидать лежа, но один из нас все равно погиб. Ураганом принесло острый обломок дерева, которым несчастного буквально пригвоздило к куче смерзшегося грунта, за которой он укрывался… Чтобы не умереть прямо посреди пути, мы решились на передозировку антирада… Но даже так едва не погибли. Мы заблудились и прошли мимо складов. Спасло чудо – я запнулся в темноте, упал с невысокой заснеженной насыпи и не смог встать. Сил совсем не осталось, и я звал на помощь по рации. Мои спутники услышали и пошли искать. Оказалось, что я лежу в колее, явно пробитой тяжелой техникой несколько дней назад, уже после того, как война закончилась. Мы пошли по ней и сначала вышли в другую сторону, потом повернули обратно и, в конце концов, добрались до ворот. Их сильно занесло снегом вперемешку с грунтом, пришлось откапывать. Под ним обнаружился тяжелый бетонный блок, препятствующий открытию ворот, и нам вшестером с трудом удалось его отодвинуть. Все это время на наши вызовы в эфире никто не отвечал, но мы все еще надеялись получить здесь помощь…

Иван Вахидович нащупал стоящую рядом кружку из-под чая, но понял, что воды нет, и устало обмяк прямо с кружкой в руке.

– Потом мы попали внутрь… – продолжил он. – Склады оказались разбиты, всюду обрушения, людей нет. Кто-то побывал тут раньше и вынес все медикаменты. Из транспорта только несколько грузовиков, которые не пройдут и ста метров по этой свалке обломков, да и те без аккумуляторов. Продовольствия и воды много, но вся вода замерзла и требует топления. Анатолий Аллахвердиев заявил, что здесь мы не погибнем от радиации, если будем оставаться в скафандрах, замерзшую воду можно растопить, пищу приготовить – словом, мы должны оставаться здесь. Если спасательная операция все же начнется, о складах обязательно вспомнят в первую очередь. Но сначала необходимо принять меры на случай, если из бомбоубежища за нами явятся заговорщики. Чтобы не быть застигнутыми врасплох, мы возвели баррикаду… Развели огонь при помощи пороха из ружейных патронов… Попытались наладить быт…