М. М. Лушникова и сестрой, естественно, ученика декабристов Алексея Михайловича Лушникова (впоследствии известного кяхтинского купца-мецената, в доме которого останавливались многие декабристы и их жены, а также исследователи Центральной Азии). Неудивительно, что в доме Всеволодовой имелось много личных вещей Николая и Михаила Бестужевых. Среди них стол, диван красного сукна, два кресла, гардероб. Отсюда же А. М. Лушников увез в Кяхту этажерку, конторку и множество других предметов, ныне хранящихся в местном краеведческом музее.

Обед, а вместе с ним и рассказ о жизни важных «государственных преступников», подходил к концу, когда к хозяйке пришел слуга-бурят за поручением. «Вот кстати, — сказала старушка Всеволодова, обращаясь к С. Г. Рыбакову, — он тоже и сам немного видел наших «секретных» и много слышал о них». — «Бестужевых знали?» — «Знал. Добродетельные были люди, скольких бурят обучили… Да я мало это сам видел, а вот тут недалеко бурятка живет, у самых могилок ихних. Нижняя деревня называется. Эта бурятка жила у них и до вечера не перескажет вам о них».

Удунца, как назвал ее слуга Всеволодовой, оказалась пожилой, но удивительно бодрой, хотя и довольно полной, женщиной, с большими живыми глазами. Угощая С. Г. Рыбакова традиционным чаем, она предалась воспоминаниям о далеких годах своей юности, о своей службе в семьях декабристов, о самих «государственных преступниках».

Рассказ С. Г. Рыбакова о том, как селенгинские жители хранили память о декабристской колонии в Нижней деревне, дополняют воспоминания краеведа Л. В. Харчевникова. Оказывается, в Селенгинске было немало и других, не менее интересных реликвий. Среди них мезонин и главный дом Михаила Бестужева, которыми владела старушка Седова — современница декабристов. Ее муж, отставной подпоручик А. И. Седов, являлся компаньоном братьев Бестужевых по Мериносовой Компании и одним из самых близких их друзей, автором интересных воспоминаний о старой жизни Селенгинска. У Седовой А. В. Харчевников даже приобрел деревянный фанерный столик декабристов, «служивший по всем данным для игры на каком-то музыкальном инструменте», ныне хранящийся в Читинском краеведческом музее. Тогда же путешественник сделал фотоснимки сохранившихся зданий из усадеб К. П. Торсона и братьев Бестужевых. Жили в Селенгинске также другие современники: некий Лушников (вероятно, брат А. М. Лушникова) и последний ученик Михаила Александровича бурят Ванжёглов. У начальника Селенгинской почтово-телеграфной конторы Зарубина хранился четырехколесный экипаж-сани работы М. А. Бестужева. Любопытно, что эта историческая реликвия «в последнее время проигрывалась в карты и переходила таким образом из одних рук в другие» а ни у одного местного музея не находилось средств приобрести ее». Большое огорчение у А. В. Харчевников а вызвало посещение декабристского некрополя, могилы которого уже в 1910 году «имели полуразвалившийся вид и были страшно запущены».

Удивительно, но живые современники декабристов имелись в Селенгинске вплоть до Великой Отечественной войны 1941—194~ годов. В дни, когда отмечалось 100-летие восстания декабристов на Сенатской площади, член Бурятского ученого комитета В. В. Попов встретился со знаменитой бабушкой «Анаихой», которая стала героем юбилейных торжеств и удостоилась особого почета. Бабушка «Анаиха» была той самой Жигмыт Анаевой, служившей сначала в доме Торсонов, потом — Бестужевых. Народная молва гласила, что Жигмыт и была той самой «гражданской» женой Николая Александровича, отчего сама и ее потомки носили ласковое прозвище «Бестужевские». К 1925 году ей было около ста лет. Перед В. В. Поповым предстала очень худенькая и небольшого роста старушка, которая тем не менее была еще довольно бодрой и подвижной. Ни на зрение, ни на память особенно не жаловалась. «Одно плохо, — часто говаривала Жигмыт Анаева, — ноги болят, ходить стало трудно». Старушка очень обрадовалась просьбе поделиться воспоминаниями о своей жизни у декабристов, даже вся как-то засияла и с каким-то особенным чувством, «как мать о любимых детях», рассказала о далеких временах и событиях. Записи беседы с нею являются ныне очень ценным историческим источником сведений о жизни декабристской колонии в Селенгинске.

Что касается самой Жигмыт Анаевой, то судьба ее после смерти Николая Александровича и отбытия в Москву его брата Михаила оказалась трудной. Лишившись поддержки в лице «государственных преступников», она бедствовала, получала средства к существованию за работу в поле или нанималась прислугой к частным лицам. Главной опорой в семье была невестка — жена второго сына, погибшего на тыловых работах в первую мировую войну. На попечении женщин были первый сын от Аная Унганова — 70-летний немощный старик Цыренжап и двое мальчиков (детей невестки), которые из-за исключительной бедности семьи не имели возможности учиться. Домик их по-прежнему стоял среди развалин Нижней деревни, рядом с декабристским некрополем. Даже в дни юбилейных торжеств бабушка «Анаиха» пришла в Селенгинск искать поденную работу по сортировке и сушке табака, который, как и в старые времена, почему-то сеялся местными жителями в большом количестве. Так что единовременное пособие в размере 40 рублей, которое в те дни было выдано современнице декабристов, оказалось как никогда кстати.

Через несколько лет Жигмыт Анаева умерла. Похоронена она на старинном бурятском кладбище Нижней деревни в верховьях Посадской долины. Сейчас здесь, среди десятков безымянных могильных камней, практически невозможно отыскать точное место ее погребения. На развалинах жилища домашней работницы декабристов мне довелось обнаружить старинные бронзовые детали (ручки, замочки французской работы, уголки, обрамления замочных скважин и многое другое), идентичные тем же предметам из селитьбы Бестужевых. Это свидетельствует о том, что среди вещей в жилой избе Жигмыт Анаевой, естественно, имелось немало мебели из усадеб декабристов. Скорее всего, эта мебель была в составе того приданого, которое подарила семья Бестужевых своей домашней работнице тогда, когда она после смерти Николая Александровича вышла замуж за Аная Унганова — ученика и помощника братьев-декабристов.

Самым же последним современником «государственных преступников» был престарелый сын бабушки «Анаихи» — Цыренжап. Можно понять радость и удивление научного сотрудника Улан-Удэнского краеведческого музея Р. Ф. Тугутова, работавшего в 1939 году над проектом создания музея декабристов в Селенгинске, когда он узнал, что в бурятском улусе Бургастай до сих пор живет человек, лично знавший Михаила Бестужева и его детей.

Родион Филиппович тотчас же собрался ехать к Ц. Анаеву, но неожиданно получил повестку о призыве на действительную военную службу. Но и в армии не давала покоя мысль, что в селенгинских степях существует современник и ученик декабристов. Только после демобилизации Р. Ф. Тугутов возвратился на работу в музей, и первое, что он сделал, — это отправился на поиски легендарного старика, не надеясь, правда, что застанет его в живых.

Стоял жаркий июль 1941 года. В колхоз, где, по рассказам, жил Цыренжап, Тугутов приехал под вечер. К счастью, информатор был еще живой, но переехал в улус Зуй. находившийся вблизи сенокосных угодий и развалин хутора братьев Бестужевых. Современник декабристов еще более постарел, и не мудрено, ибо до столетия ему оставалось несколько лет. Это был на вид