крикнул дедушка Штепки, но тут же успокоился. — Штепка — чертовка. За ней не уследишь. В прошлые каникулы такое тут вытворяла, аж сама валилась с ног. Теперь опять за старое принялась. Все равно еще год — и баста. Закончит школу и пойдет работать.

Я не слушал его. Вино ударило мне в голову. Заполнило всю комнату. Оно жгло мне язык. Этим огнем я заливал пожар, полыхавший у меня внутри.

Голос у деда был спокоен и ровен.

— Ты чего голову-то повесил? Мы не могли удержать девку дома, а ты думал — тебе это так сразу и удастся, — бранил он меня. — Вам бы обоим кнута хорошего!

Он снова рассердился. Стакан с вином, которое я не успел выпить, стоял передо мной, но я не решался даже мельком взглянуть на него.

Старик как будто читал мои мысли.

— Выпей, — миролюбиво предложил он мне. — Выпей еще вина, но не глохчи его, как воду. Этим дела не поправишь.

Я медленно потягивал кровь этого края, которой мне не хватало. А она мне была очень нужна. Нужно было как можно скорее заполнить свои жилы кровью этой земли. Старик думал так же.

— По крайней мере, станешь сильнее. Пригодится, — сказал он, сложив на столе морщинистые руки.

Только теперь вино немного развязало мне язык. Но старик не дал мне говорить.

— Во всех в нас сидит черт. А в тебе — нет, ты — другой, не здешний. Такого парня у Штепки еще не было. Я-то их повидал…

Я засмеялся.

— А у меня никогда не было такой девушки.

Старик испытующе поглядел на меня и заметил:

— И ничего-то у тебя не было.

Я вытянул ноги и предпочел замять разговор.

— Все из-за того, что она меня долго ждет.

Старик удивленно поднял брови.

— Долгонько, говоришь?

— Долгонько, — кивнул я и покраснел.

Старик так ударил рукой по столу, что вино в стакане заколыхалось.

— Это мне нравится, что ты заставляешь ее ждать! Ты первый такой.

— В этом моя ошибка, — решительно признал я. — И теперь я за нее расплачиваюсь.

Старик махнул рукой.

— Не расплачиваешься. Штепка и тебя дождется. Смотри только, не сдурей совсем. Ты свихнешься, а она — нет.

— А это как понимать? — возразил я и показал в сторону сахарного завода.

Старик понизил голос.

— А никак. Это не в счет. И она перебесится, — сказал он.

Я налил стакан до краев. Разговор начинал меня занимать. Я смотрел на свои вытянутые под столом ноги.

— Тебе по вкусу наша кровь?

— По вкусу, — признался я и подумал о Штепке. Старик понял это. Глаза его заблестели.

— Это главное, что по вкусу. А ты уже уезжать собрался. И будет нравиться чем дальше, тем больше. Ты только ее не бойся.

Я положил ногу на ногу. Мы говорили о вине, но оба думали о Штепке. Я отпил глоток вина. Мне сразу полегчало. Она была здесь, с нами. Со мной.

— Девчонке нужна крепкая рука, а у тебя ее нет. Зато голова на плечах. Это у тебя есть. Так что держись.

На липучку прилипла еще одна муха.

— Посмотри, какие мухи глупые.

Я отвел взгляд от липучки.

— Какая мне польза, что у меня голова на плечах?

Старик нагнулся ко мне.

— Голова — это еще не все.

Я нахмурился. Я понимал, куда метит старик. Я не хуже его знал, что голова — это еще не все.

Старик выпрямился.

— Первая борозда у меня тоже не вышла. Руки-крюки — вот что у меня было, когда я в первый раз взялся за плуг. Ты бы видел… Она всегда у меня перед глазами. В этом году кооператив посеял там кукурузу, но я и теперь с закрытыми глазами найду это место. Без первой борозды не было бы ни второй, ни третьей.

Старик попытался пальцем изобразить мне, как выглядела эта первая борозда. Он начал ее над столом, а закончил где-то возле липучки. Я смотрел на его указательный палец, который чертил в воздухе замысловатые загогулины.

— А какой из меня вышел хозяин! — воскликнул старик с гордостью. При воспоминании о прежней славе он тронул указательным пальцем стеклянные подвески так, чтобы они зазвенели.

Я опустил глаза.

— Тогда вот и я тоже глаз от земли не смел поднять, мне тоже было стыдно, а теперь — видишь?! Теперь в кооперативе кукуруза выше тебя ростом.

Полосы на моем свитере были такого же красного цвета, как и вино, как мои щеки, как та кровь, которую я пил.

— С тобой Штепка — совсем другая. Ты уже много для нее сделал. Это сразу видно. Это — твоя заслуга. Теперь ты должен остаться с ней.

Расписание лежало у самого окна за бутылью с вином, а я все еще колебался. Старик протянул руку к липучке и чуть качнул ее.

— Те, которые называли ее своей, кончили, как эти мухи. Она еще не твоя, и у тебя все будет по-другому. Ты дождешься. Ты не муха. Ты бестолочь, но ты не муха. Наша девчонка этого стоит. Вино тоже не сразу выходит хорошим. Сколько его выльешь… Или взять нашу кукурузу. Нынче она повыше тебя. А тоже ведь не вдруг стала такая. Нужно ждать. Потом все будет хорошо. Это ты знаешь.

Старик поднял бутыль и поднес ее к лампе со стеклянными подвесками. Они все еще покачивались. Липучка почернела от мух. Ее тень равномерно шевелилась на занавесках, за которыми все еще царило оживление. Старик посмотрел на свет, сколько вина осталось в бутыли.

— Выпей, там еще порядком.

Я снова хлебнул этой их крови. Внутри она смешивалась с моей. Я чувствовал это. От этого у меня словно вырастали крылья.

Только теперь до меня дошло, что старик, сидя со мной, не выпил ни капли. Мне стало его жалко. Я вел себя грубо, а ведь он действительно ни в чем не виноват. Я встал и достал из буфета стакан. Старик не успел опомниться, как он стоял перед ним полный.

— Не найдется ли у тебя сигаретки?

Когда старик просил сигарету, он стал вдруг похожим на Штепку. Раньше я этого не замечал.

Я вытащил из кармана пачку «Спарты» и чиркнул спичкой. Старик глубоко затянулся.

— Покойница жена меня бы выдрала за это. Я ей тут все прокоптил. Вот таким я был, парень. Щепоткой табачку меня с ног не свалишь. Да что там табачок! Скорее винца стакан!

Я смотрел на вино.

— Зачем вы его делаете, если не можете его пить?

Мне было очень интересно, что он ответит. Я все еще думал о танцах. Зачем мне понадобилась Штепка?

Старик задумался.