Потом малыши быстро, как зверьки, съедали его кисло-сладкую добычу и спешили вдогонку за уходящим стадом, а Асан и Зара, отстав от малышей, обсуждали свои «взрослые» проблемы. Конечно, как только кончится война, Сталин освободится от военных дел и накажет тех, кто выслал татар из Крыма. И они вернутся домой. Асан поступит в университет и станет врачом, чтобы никто из татар не умирал от всяких глупых болезней. А Зара станет учительницей. «Ты хочешь быть учительницей, Зара?» — «Хочу», — отвечала она. «А моей женой?» — «Это дурацкий вопрос!» — «Ничего не дурацкий, — говорил Асан, — теперь нам, татарам, нужно как можно раньше жениться и иметь много детей, очень много — взамен тех, кто умер и еще умрет. Когда мой и твой отцы придут с фронта, они договорятся о нашей свадьбе».

Девятого сентября, в день, когда Заре исполнилось шесть лет, Асан подарил ей рог архара, свое главное сокровище, которое он нашел дома, в горах Северного Крыма. А она, подумав, извлекла из коробки «Казбека» плоскую железку с тисненым на ней не то крестом, не то цветком. И подарила ее Асану, скрепив этим свое согласие стать его женой.

Но в конце сентября в поселок пришла малярия. Высокая температура метала детей по полу пещер. Лекарств не было никаких, и, кроме воды и горного лука, женщины ничем не могли помочь своим детям. Только через несколько дней начальник шахты решился позвонить в Май-Тупэ, в райком партии. Он объяснил, что из-за больных детей женщины не выходят на работу и некому ремонтировать шахтные спуски и мыть вольфрам. Тогда из райцентра тут же прикатил грузовик и забрал малярийных детей. Их матери снова вышли на работу. А в Май-Тупинской больнице, забитой больными со всего района, Зару, Айну, Асана и других детей уложили в коридоре, на полу. Два дня их кололи пенициллином, а на третий…

Зара проснулась от волны тревоги, которая, как удар бича, вдруг хлестнула ее маленькое, худое и мокрое от пота тело. Безотчетный страх пружиной взметнул девочку на тонкой записанной кошме. Инстинктом зверька она ощутила, что какая-то смертельная опасность приближается к ней из глубины полутемного больничного коридора. И — в сером рассветном воздухе — увидела ее. Это была молодая толстая женщина в грязно-белом халате со шприцем в руках. Женщина медленно шла вдоль ряда спящих детей, останавливалась и тяжело, на одно колено опускалась над самыми больными малышами. Она делала им укол.

Зара еще не понимала, что страшит ее в этой женщине. И только когда та склонилась над спавшим на животе Асаном, обжигающий, как молния, импульс ужаса излучился из стеклянного цилиндра ее страшного шприца и молнией пронзил девочку.

— Нет! — закричала она. — Асан! Айна!

Женщина от неожиданности выронила шприц себе на ногу и замерла. И Зара почувствовала страх этой женщины, он вошел в Зару новой оглушающей тяжестью. Но тут женщина увидела, что шприц не уколол ей ногу и стеклянный цилиндр не разбился, и ее испуг прошел, оставив в ней только злость и раздражение.

— Что ты орешь, дура? — Она подняла шприц и шагнула к Заре. — Это пенициллин, лекарство.

Но женщина врала, Зара еще вчера слышала, как доктор сказал, что пенициллин на исходе. И теперь, не отводя взгляда от этого ужасного шприца, Зара пятилась от женщины к окну.

— Стой, девочка. Иди сюда…

Но столько лжи было в ее «мягком» голосе и столько смертельной опасности в ее шприце, что непонятная, неизвестно откуда возникшая в Заре сила взметнула девочку на подоконник.

— Стой, сволочь!

Страх швырнул Зару из окна на землю и погнал прочь из больницы — бегом, сквозь какие-то кусты, овраги.

Этот страх гнал ее целый день. Все выше и выше в горы. Без дороги, по еле заметным ослиным тропам и вытоптанным овцами пастбищам. Через каменные завалы, жесткие заросли барбариса и ручьи, леденящие ноги водой талых ледников. Горячее памирское солнце пекло ей голову, жара и высокая температура застилали глаза потом и странными миражами. Казалось, она покинула свое тело, взлетела над ним и парит над горами вместе с орлами. Сейчас, сейчас она взмахнет руками и взлетит еще выше, к белым ледникам на вершинах гор. Там так красиво! И так прохладно! Даже солнце не может растопить там снежные громады! А отдохнув в той снежной прохладе, она полетит еще дальше — над шахтой, где работают мать и старшие братья, и над всей страной — прямо в Кремль, к товарищу Сталину. Она расскажет Сталину, как их выселили из Крыма, и как половина их рода умерла по дороге в Узбекистан, и как живут они там в пещерах и все называют их «предателями Родины». А они все равно моют шлыт и добывают вольфрам для победы!

Конечно, Сталин возьмет ее на руки, как всегда поднимает он на руки детей во время парадов, и руки у него будут, как у отца, — теплые, крепкие и ласковые. И он вызовет наркома Берию и прикажет ему вернуть татар в Крым — немедленно и самыми скорыми поездами. Зара поцелует его усатую, как у отца, щеку и полетит дальше, на фронт, к папе…

Но — кто это идет ей навстречу по белым облакам? Бабушка? Что она говорит? Она спрашивает, где ее брошка, и показывает вниз — туда, где кружат орлы и грифы, все сужая и сужая свои круги. О, теперь Зара видит, что показывает ей бабушка. Там, на земле, лежит маленькая девочка. Она еще не знает, что вот-вот умрет. А грифы знают. Они только ждут, когда серый скорпион доползет по камням до шеи девочки и…

О Аллах, это же она сама, Зара! Я поняла тебя, бабушка! Мигом — вниз! В тело этой девочки! Очнись, Зара! Очнись и живи!..

Грифы-стервятники с кривыми клювами и противными голыми шеями недовольно отскочили от проснувшейся девочки. Она закричала на них, и они тяжело и неохотно отпрыгнули и взлетели на своих широких крыльях. Но не улетали прочь, а все кружили над ней, снова бредущей по горным склонам.

А где-то высоко-высоко над ними летела ее бабушка, завернутая в облака.

Ночью, в кромешной тьме Зара пришла в поселок шахтеров. Она вошла в пещеру, упала возле матери и уснула как мертвая. И проснулась утром совершенно здоровой — без температуры и без малярии. Никто не мог понять, как ей, шестилетней, удалось пройти по горам двадцать два километра и выйти к их поселку. «Наверно, как кошка, инстинктом, — говорили взрослые. — Ведь если кошку отвезти далеко от дома, она все равно находит дорогу домой». И никто, даже мама, не верил, что она летала в горах и сверху видела их шахту.

А днем из райцентра снова пришел грузовик. Шофер отдал начальнику шахты какой-то список. По этому списку начальник отпустил в Май-Тупэ мать Зары, мать Асана и еще несколько женщин, дети которых были в больнице. Но в тот же день, к вечеру, они вернулись. Они кричали и рвали на себе волосы, как старухи на кладбище. И все в поселке поняли, что случилось. Зара, как и эти женщины, надела на голову черный платок и не снимала его ни днем, ни ночью. Через пять дней мать Асана позвала Зару в свою пещеру.

— Асан говорил мне, что ты обещала выйти за него замуж.

— Да.

— И подарила ему свой амулет.

— Да… — Зара не знала слова «амулет», но она знала, что она подарила Асану.