Русские, сохранившие в своих генах память о татарском нашествии, всегда пасовали перед этой мистической силой ее взгляда.

И Стерва дрогнула тоже.

— А почему у нас в лагере политические? — с наигранным недовольством спросила она у торчавшего в двери охранника и тут же повернулась к Заре: — Проходите!

С тех пор Зару не обыскивали никогда, а чтобы не выказывать это открыто перед другими зечками, Стерва и все остальные надзирательницы не обыскивали и двух-трех женщин, которые шли впереди и позади Зары.

Но зато Стерва постоянно искала возможность ущемить ее в чем-то ином, застать на нарушении лагерных правил или уличить в невыполнении рабочей нормы. Эти мелкие придирки и требования, чтобы Зара, как и все зечки, вставала при приближении любой надзирательницы и оставалась на сверхурочную работу для перевыполнения социалистических лагерных обязательств, Зара встречала спокойно и с холодным презрением.

— Это уголовницы должны отрабатывать то, что они украли на воле, — сказала Зара Стерве. — А я вам не уголовница, я никому ничего не должна! Скорей наоборот, вы должны мне целый полуостров — Крым, который вы у меня отняли!

— Вы сотрудничали с немцами во время оккупации, вот вас и выгнали из Крыма! — торжествующе ответила ей Стерва, вышагивая вдоль конвейера — длинного стола, за которым женщины строчили на ручных и ножных швейных машинах.

— Я сотрудничала? — Зара перестала крутить ручку своей машинки и подняла голову. Теперь их диспут стал слышен всем. — Мне было шесть лет во время войны! А мой отец погиб на фронте, защищая от немцев вас и вашу Москву!

— Ну может быть, не вы лично сотрудничали. Но другие татары…

— А другие русские сдавались немцам в плен целыми дивизиями! Почему же у русских не отнять за это Россию?

Конвейер зечек прыснул от смеха, даже мужеподобные лесбиянки Настя Косая и Катька Вторая не удержались от улыбки. А старушка католичка Ангелина, сидевшая рядом с Зарой, тихо хихикнула, прикрыв рот маленькой ладошкой. Стерва злобно глянула на женщин:

— Прекратить шум! Работать!

Зная ее крутой характер, зечки тут же замолкли и еще сильнее закрутили ручки своих швейных машинок. Шестидесятилетняя Ангелина тоже испуганно пригнулась к своей машинке, но смех еще выходил из нее мелкими, как икота, приступами.

Стуча коваными сапогами, Стерва медленно пошла вдоль конвейера, за женскими спинами, согнутыми к швейным машинкам. В цехе было холодно, плюс семь по Цельсию, и при дыхании у каждой зечки шел изо рта пар. Многие работали, будучи простуженными, с насморком и кашлем, но даже им не разрешалось работать в телогрейках. Сидя на табуретках в своих тонких хлопчатобумажных робах, женщины мерзли от леденящего бетонного пола, и Ангелина еще утром украдкой подложила под себя пустой дерюжный мешок от мусора.

Теперь, шагая вдоль длинного ряда работающих женщин, Стерва издали увидела угол этого мешка, свисающий с табуретки под Ангелиной. С торжествующей улыбкой она уже кошачьим шагом — но так, чтобы все остальные зечки видели это, — приблизилась к еще больше согнувшейся в работе Ангелине и вдруг сильным ударом кулака сбросила старуху на пол и подняла в воздух мешок.

— Ага! Попалась! А говорят, католички не воруют! Вставай, воровка!

Ангелина, ударившись затылком о цементный пол, недвижимо лежала у своей швейной машинки, из ее носа шла тонкая струйка крови.

— Ну, попалась! Попалась! Вставай, курва старая! — И Стерва пнула Ангелину сапогом.

И в этот момент какая-то дикая, властная сила вдруг сорвала Зару с ее табуретки, она рысьим броском метнулась Стерве на спину, опрокинула ее и вцепилась ей в волосы.

Цех замер от ужаса: нападение на начальницу по режиму!

Две женщины катались по полу, Стерва пыталась сбросить с себя Зару, но Зара хищно, как рысь, сидела у нее на спине, мертвой хваткой держала ее за волосы, била головой о пол и шипела:

— Ты не будешь трогать старух! Ты не будешь трогать нас, сволочь!

Первыми опомнились лесбиянка Екатерина Вторая и азербайджанка Наргиз. Они бросились к Заре, чтобы оторвать ее от Стервы, но Зара вдруг оскалилась и на них:

— Не подходите! Она сейчас будет у Ангелины прощения просить!

— Зара! Мянулюм — отпусти ее! Она убьет тебя! — сказала ей по-азербайджански Наргиз.

— Не убьет, — усмехнулась Зара. Она уже чувствовала, как ослабло, словно оцепенело, под ней тело этой Стервы и как сдались ее, Зариной, воле мозг и сила этой женщины. Медленно разжав руки и встав на ноги над лежащей ничком Стервой, Зара сказала старухе католичке:

— Ангелина, вставай! Сейчас эта стерва будет у тебя прощения просить. Вставай, вставай, милая!

И непонятная сила, которая наполняла сейчас Зару, вдруг передалась старухе католичке, остановила ее кровь и привела в сознание. Ангелина села на полу, удивленно утерла кровь с подбородка.

— Вот так, хорошо, — сказала ей Зара и повернулась к Стерве: — А теперь ты! Садись!

Стерва послушно, но какими-то замороженными движениями, повернулась на спину и тоже села.

— Повторяй за мной! — внятно, как при гипнозе, приказала ей Зара. — Говори: я прошу прощения!

— Я… прошу… прощения… — заторможенно повторила Стерва.

— Громче!

— Я прошу прощения!

— Я — не буду — трогать — старух!

— Я не буду трогать старух… — повторяла Стерва.

— Я — не буду — бить — заключенных!

— Я не буду бить заключенных…

— Я — не буду — обыскивать — католичек…

Зечки — все двести двадцать женщин, работавших в этой смене, — в полной тишине смотрели на них и не верили своим глазам.

— Я не буду обыскивать католичек, — вторила Заре Стерва.

— Ангелина, ты прощаешь ее? — спросила Зара у старухи.

— Бог ее простит, я буду за нее молиться, — сказала Ангелина. — Можно я встану, Зара?

— Вставай. И ты вставай, Стерва, тебя простили. Скажи «спасибо».

— Спасибо. — Стерва неуклюже встала на своих коротких ногах, по ее глазам было видно, что она еще ничего не соображает.

— Все! Можешь идти отсюда! — освободила ее Зара от своей власти.

Стерва шатнулась, словно очнувшись от наваждения, и потерла лоб.

— Что здесь произошло? — с подозрением спросила она, переводя взгляд с Зары на Ангелину и еще дальше, на других зечек.

— Ничего, — поспешно сказала ей Катька Вторая. — Вы просто упали, вам стало плохо. Мы помогли вам встать. Пойдите отдохните…

Стерва, потирая рукой виски, медленно пошла из цеха.

Весь цех следил за ней оцепенело, как в шоке. Майор Оксана Ткач, гроза лагеря, вдруг сразу перестала походить сама на себя, а оглядывалась на Зару, как трусливая собака, поджавшая хвост.