– Да почему же мода?.. – взволнованно щебетала в ответ экскурсоводша. – Это образ мышления! Сусловская наша Идея! Вера в то, что каждый, ставший на четвереньки, способен достичь успеха! Журналисты даже слово такое придумали: мировоззверие…

За невысокой мраморной стенкой фонтана клубилась всклокоченная вода, из которой вздымался гладкий каменный куб. Стоящее на нем изваяние, может быть, выглядело менее динамично, чем известный памятник Ставру, зато, несомненно, превосходило его мощью и величием. Бронзовый служебный пес, подавшийся выложенной мышцами грудью в сторону реки, зорко всматривался в зарубежный берег, олицетворяя собой державный покой Суслова.

Нудипедалка примерилась и кинула розу на постамент. Бросок вышел неудачный: ударившись о бронзовую лапу, цветок откатился к самой кромке каменного куба и упал в фонтан. Женщина нахмурилась, стала коленом на парапет и, невольно предъявив для обозрения татуировку на левой ягодице, принялась высматривать розу в бурлящей воде. Выловив, отряхнула и кинула снова. Теперь цветок лег как надо, положив ушастую белую мордашку на край цоколя.

Внезапно, почувствовав копчиком чей-то взгляд, нудипедалка обернулась и очутилась лицом к лицу с модно одетой девушкой, почти подростком, чьи черты показались ей смутно знакомыми: широкие скулы, карие глаза, упрямо сведенные темные брови.

– Откуда это у вас? – отрывисто спросила неизвестная.

И бросившая розу почему-то сразу поняла, что речь идет не о сумочке и не о браслете на щиколотке.

– Нет! – с вызовом ответила она. – Я знаю, о чем вы подумали, но это не подделка…

Девушка смутилась:

– Простите… Я не хотела вас обидеть… Теперь уже неловко стало обнаженной.

– Н-ну… если вам это интересно… – пробормотала она.

– Да, конечно! Нудипедалка помедлила, решаясь.

– Честно сказать, нечаянно как-то всё получилось, – с недоумением призналась она вдруг. – Тусовались мы с девками в парке. Смотрю: он… И сама не знаю, что на меня накатило! Я ведь даже не его фанатка была. Догнала, сунула маркер, попросила автограф. Он спрашивает: на чем? Я, недолго думая, и подставила… На третий день смыть хотела, а тут сообщение: трагически погиб, пытаясь обезвредить международного террориста. И так это меня ушибло… Короче, пошла в салон, сделала по автографу наколку. Чтобы уж навсегда… Девки со мной два месяца потом не разговаривали.

– Почему?

– Молодые были, глупые. Считали, что одни только старухи татуируются… А вы случайно не журналистка?

– Нет, – тихо сказала девушка. – Я его дочь .. Секунды три, не меньше, нудипедалка непонимающе смотрела на юную незнакомку. Вокруг перекликалась, перетявкивалась звонкими детскими голосами Центральная набережная. Чиркали ролики. Гоняли в основном на четырех коньках. Кататься в вертикальном положении по нынешним временам, страшась насмешек, мало кто отваживался.

– Ну вы, дочери лейтенанта Шмидта! – негромко и лениво произнес рядом мужской голос. – Двадцать секунд – и чтобы я здесь вас больше не видел…

Шокированные собеседницы обернулись. Неизвестно откуда взявшийся легавый, со скукой на них глядя, поигрывал резиновой палкой.

– Вам что, сержант, служить надоело? – обретя наконец дар речи, поинтересовалась одетая.

– Документы! – обиделся тот.

С надменным лицом девушка достала из сумки паспорт, раскрыв который, легавый крякнул и побагровел.

– Виноват! – истово молвил он, поспешно возвращая взятое. – Ошибочка вышла, Лада Ратмировна! Вы уж это… не обижайтесь… Сами понимаете, аферисток сейчас – как собак нерезаных. Вчера на этом самом месте трех дочерей задержали… И ладно бы еще своих шелушили, моськи позорные, а то ведь иностранцев!..

Козырнул – и сгинул. Нудипедалка смотрела теперь на девушку с любопытством.

– Так вы в самом деле дочь?

– А вы тоже сомневались?

– Честно говоря, да… Кстати, меня зовут Ия. – Она бросила быстрый взгляд на изваяние. – Вы, наверное, очень его любили…

– Его нельзя было не любить, – с грустной улыбкой сказала девушка. – За два дня до… до этого… он выступал у нас в классе. Рассказывал о своей работе, о «Кинокефале», о том, что подвиг для собаки – обычное дело… Вы бы видели, как его слушали! – Внезапно черты Лады выразили неудовольствие. Надо полагать, углядела среди гуляющей публики кого-то знакомого. – Ну вот! – с досадой бросила она. – Только этой дефектной и не хватало… Давайте-ка отойдем.

Они отступили к скамейкам, откуда время от времени сыпался дробный стук игральных костей. Вскоре перед фонтаном остановился пожилой, обрюзгший и, кажется, не очень трезвый мужчина с поджарой особой женского пола на поводке.

– А? Какова? – ядовито осведомилась Лада. – Смотрите, смотрите… Как раз петлей повернулась! Ничего себе постав конечностей? Скакательные суставы наружу, плюсны внутрь…

– Кто она? – спросила Ия.

На широкоскулом юном лице Лады оттиснулась гадливость.

– Была секретаршей в «Кинике». Теперь вот на четвереньки стала, дура старая! И, главное, врет повсюду, будто папа ее втихаря натаскивал. Уж не знаю, что у них там было… Ой, какой кошмар! Спина-то, спина!.. Поленом бы разок огреть…

– А кто хозяин?

– Рогдай Сергеевич. Директор… Хотя вообще-то сейчас там Гарик заправляет, а Рогдай – так, для виду… Жалко старичка. Совсем спивается…

– Она что, в «Кинике» служит? – ужаснулась Ия.

– Да куда там, в «Кинике»! Я же говорю: на дому у Рогдая Сергеевича… Кто бы ее в фирму принял – с таким дефектом!

– А вы, Лада, я так думаю, в Госпитомнике учитесь? Девушка погрустнела.

– Нет, – сказала она. – В педагогический поступаю. Он почему-то не хотел, чтобы я шла по его стопам… Буду детишек натаскивать…

Тем временем парочка перед фонтаном повернулась и двинулась прочь. Стало особенно заметно, что постав задних конечностей у бывшей секретарши и впрямь оставляет желать лучшего.

– Вах! – послышалось вдруг. – Кого я вижу! Лада?..

Хрипловатый гортанный голос принадлежал кудлатому игроку в нарды, тому самому, что вместе с тщедушным бровастым приятелем прошел недавно мимо обнаженной красавицы, не удостоив ее вниманием, будто и не кавказец.

При виде оккупировавших скамейку отставников Лада завизжала и запрыгала по-ребячьи. Спохватившись, обернулась.

– Это друзья отца, – виновато объяснила она. – Всего вам доброго, Ия…

Они попрощались – и девушка устремилась к скамейке. Пошли лобызания, возгласы:

– Совсем взрослая!… А как там мама? Держится?..

Постояв немного, нудипедалка вернулась к памятнику. Еще раз всмотрелась в отрешенно-пристальное бронзовое лицо. Как странно! Она знала его живым.

Со звуком, с каким обычно собака грызет мосол, проклацали копыта прогулочной лошадки. Спугнув расположившуюся на асфальте стайку голубей, к фонтану подлетела на четырех роликовых коньках рыжая девчушка. В последний момент вскинулась в вертикальное положение, затем присела на мраморный приступочек и, с помощью зубов расшнуровав верхнюю пару каталок, принялась за нижнюю.