Таня была ещё младенцем, и что тогда же в этом доме жил один из его лучших друзей — её родной брат. Сейчас Борис Дмитриев, наверное, сражается за Императора в одном из дальних миров. Или погиб.

Жёлтый маршрутный флаер мчал дальше по пути, который Карл изрядно подзабыл. Когда-то это была его основная дорога: из дома в школу, из школы — домой. Капитан Птитс вышел на крыше небоскрёба с номером 288 и поехал вниз. Он смотрел сквозь прозрачную стенку лифта, не отрывая глаз от нескольких невысоких дымовых труб, построенных вместо большой старой трубы котельной. Солнце уже садилось, но его всё равно не было видно за свинцовыми тучами.

В квартире зазвенел звонок. Карлу открыла дверь женщина в домашнем халате. Привычного мяуканья не последовало.

— Кто? — удивлённо спросила она, — Карл? — она наконец-то узнала гостя, — этого не может быть, нет… Ты же…

Эльза Птитс бросилась с объятиями на своего сына, которого раньше считала погибшим. По её щекам текли слёзы.

— Это я, мама, твой Карл, — тихо проговорил Птитс, обнимая маму.

— Я думала… — мама не могла перестать плакать, — где ты был… всё это время? Почему мы не узнали, что ты…

— Все решили, что я погиб на Антее. Но я сражался в партизанском отряде, — ответил Карл, — наша миссия была засекречена, и её рассекретили только недавно…

— Ты? Партизан? — мама посмотрела блестящими от слёз глазами в чёрные глаза Птитса.

— Многое изменилось. Изменился и я. Я уже не тот Карл.На Антее меня нашёл Имперский флот, и я тогда твёрдо решил стать военным.

Его голос звучал несколько сухо и отстранённо. Он хотел дать волю эмоциям, хотел заплакать, но не мог сильнее выразить привязанность, ведь его будущее было с теми, кого мама считала предателями и еретиками. Он мог вообще не заходить к ней — так было бы лучше и для него, и для неё, но легенда требовала вести себя как можно более правдоподобно для человека, сохранившего верность Империи.

— Как… как… — мама до сих пор не могла поверить в реальность происходящего, — почему же ты не сказал раньше?

— Мой отряд отправился на Дальний рубеж Галактики. Я был в местах, отрезанных от связи, поэтому не мог объявиться, — продолжал Карл, — я поступил в Военную Академию на Северусе и стал капитаном Имперской Армии, — он показал маме звёзды на погонах, — сейчас я прилетел ненадолго. Скоро отбываю в другой мир.

— Карлуша, мой любимый сын… Как же я рада… Прошу тебя, останься хотя бы на час. Ты, наверное, голодный?

— Я не могу, мама, — Карл выразил сожаление, — я должен исполнить долг.

Мама не отпускала его. Потеря сына была для Эльзы и Александра Птитсов величайшим горем, ведь Карл — самое дорогое, что у них было. А теперь он неожиданно воскрес, словно свалившись с Петра или Павла. Всё-таки Император милосерден. И справедлив.

— Где отец? — тихо спросил Карл.

— Он… на работе, — всхлипнула мама, — прилетит только вечером.

— Передай ему привет от сына. А Мурзик?

— Его… нет. Он выпал из окна через два года после твоего…

И мама снова зашлась в плаче, отчего шея Карла стала мокрой. Эльза Птитс изменилась за десять лет, как Ребеллия, Штейнштейн и все остальные. Чёрные волосы начали заметно седеть, на лице появились морщины, а движения стали не такими быстрыми. Отец, наверное, тоже постарел. Время и условия жизни на Великородине никого не щадили — даже вечного Ракова. Да и вообще в этой Вселенной не менялись лишь Леди Серпентира и Верховный Владыка Философ.

Квартира тоже стала выглядеть иначе. Родители Птитса сделали ремонт и, возможно, не один. Обои в прихожей теперь были светло-розовыми, а на стене висел церковный календарь на 996 год. Кухня, которую Карл окинул быстрым взглядом, осталась прежней. А вот дверь в его комнату была закрыта, и он не видел, что внутри. Возможно, родители сначала оставили её как есть, надеясь на возвращение сына, но затем потеряли надежду и переоборудовали её в кладовую или вторую гостиную…

Мать с сыном простояли десять минут, держась друг за друга и не сказав ни слова, пока за окном не стемнело. Карл снял руку с маминой спины, чтобы посмотреть время на коммуникаторе, и сказал:

— Мне пора, мама — через три часа я вылетаю. Меня ждёт другая жизнь, — и он отпустил её.

— Что бы ни случилось, прошу тебя — береги себя, — быстро заговорила мама, — и верь в Императора. Он тебя защитит.

— Конечно, — сдержанно улыбнулся Птитс, — пока, мама. И помни, что я тебя люблю, где бы ни был.

Он поцеловал маму в щёку и вышел из квартиры.

Военная лодка доставила Карла в Павловский космопорт, где к вылету были готовы три мановара, линейный корабль, фрегат, корвет и множество кораблей низших классов. Эта флотилия должна очистить Зекарис от инопланетной скверны и затем присоединиться к священному походу адмирала Икабода Джозайи Бримстоуна на Банис.

Карл стоял вместе с Фоксом на мостике, глядя, как шеренги солдат грузятся на мановары. С такой высоты пехотинцы казались игрушечными, как и взбирающиеся вслед за ними на борт танки класса «Защитник» и отряды шагающих «Крестоносцев». Вход на мостик сторожили два телохранителя из отряда Птитса. Перед отлётом капитан проинструктировал свою роту из ста человек — все они были из системы Великородины — и объявил, что шутить с ними не намерен. Некоторые формулировки Птитс брал из лексикона ныне покойного Руслана Пандорина, хотя в устах Карла они звучали совершенно иначе. К своему удивлению, капитан узнал среди своих солдат Яна Петухевича — одного из тех, с кем он десять лет назад штурмовал Антею. Ян, конечно, тоже изменился — он стал выглядеть ещё более боевитым и храбрым. «Галактика тесна», — Карлу вспомнилось одно из любимых выражений мамы, — «очень тесна».

— Господин капитан, — Петухевич подошёл к Птитсу после того, как тот отпустил солдат, — вы тот самый Птитс, с которым я сражался на Антее?

— Так точно, сержант Петухевич. Это я, Карл Птитс, — сказал Карл, — я выжил в битве за Антею, — он не сдержал улыбку, — а теперь иди к своим ребятам.

— Есть! — отдал честь Петухевич.

Когда погрузка танков и шагоходов закончилась, капитан Птитс скомандовал своим