Оставление Ростова, символического, да и во многом буквального центра возрождения белой борьбы, проходило организованно, насколько это могло быть в условиях стремительно наступающих сил противника. Генерал Марков лично присутствовал при подготовке к отходу, отдавая различные распоряжения. Так, он приказал сгрузить пулеметы с грузовиков, предвидя, что в непролазных широтах степи эти машины очень скоро станут обузой для людей, и обратился к офицерам 1-го Офицерского батальона с просьбой перегрузить пулеметы на лошадей. Однако сделать это было нелегко. Каждая лошадь была задействована в ходе эвакуации. Недолго думая, Марков отправился к столбу с пожарным сигналом. Рукояткой нагайки разбил стекло, и на городской пожарной станции раздался вызов команды. Приехавший через четверть часа на тушение мнимого пожара бравый бранд-майор, был остановлен лично генералом, а превосходные лошади ростовской пожарной команды тотчас распряжены офицерами и переданы под перевозку вооружения на вьюках. Марков приказал оставить и бронеавтомобиль, а чтобы красные не смогли воспользоваться им в военных целях, подготовить машину к взрыву. Имевшиеся под рукой пролетки были переоборудованы в «пулеметные двуколки» и включены в обоз.

Около десяти вечера колонна Добровольческой армии стала покидать город, выходя из Нахичевани. Вдоль колонны шли провожавшие своих близких матери, отцы, сестры, невесты и жены. Колонну замыкал арьергард 1-го Офицерского батальона. Ночную тишину, изредка прерываемую гулом далекой канонады, потряс мощный взрыв — подрывная команда уничтожила бронеавтомобиль. Офицеры вели под руки потрясенного и поникшего командира броневика, которого с трудом удалось вытащить из машины, так как он не желал покидать свое «детище». Колонна шла молча, печатая шаг. Темное небо над городом озарялось вспышками взрывов снарядов большевистской артиллерии, бившей по городу. Кто-то из добровольцев пристраивался к колонне, стараясь не отстать и уже за городом, когда снежные заносы и непроходимость дорог замедлили движение, в отчаянии пробирались через высокие сугробы, утопая в снегу по пояс, выбираясь на обледеневшую обочину и снова проваливаясь в снег. Тяжело приходилось и коням. С ними рядом шли спешившиеся кавалеристы, помогая преодолевать непростой путь. Из города кто-то стрелял вслед уходившей колонне. Попаданий не было, но офицеры арьергарда, остановившись, дали на прощание дружный залп по темнеющим очертаниям домов городской окраины.

Стрельба затихла. Хвост колонны еще продолжал тянуться по кажущимся бесконечными улицам. Через город шли войска, тянулись батареи, повозки, пролетки, подводы, груженные фуражом, боеприпасами и ранеными. Последним из штабного флигеля вышел Корнилов. Было начало одиннадцатого. Несколько человек на лошадях отсалютовали главнокомандующему, и на морозном ветру взметнулся русский национальный флаг. «С Богом!», — Корнилов перекрестился и бодро зашагал по скрипящему под его сапогами снегу. Следом за ним двинулись Романовский и уже успевший сильно простудиться Деникин, Эльснер. За ними медленно потащилась коляска с престарелым Алексеевым, закутанным в островерхий башлык, прижимавшим к себе саквояж с казной Добровольческой армии. Генерал Боровский построил своих «студентов» на молитву перед дальней дорогой. Над занесенным метелью плацем разнеслось: «На молитву шапки долой!». Студенческий батальон стройной колонной вышел из города, но в бездорожье его строй был утерян и нарушен. Тяжесть груза, тащимого с собой, быстро дала о себе знать, и непривычная учащаяся молодежь едва передвигала ноги, стараясь поспеть за остальными колоннами.

В Аксайской станице всех их ждал краткий отдых и возможность обогреться в здании школы. Станица была запружена обозными повозками, орудиями, 3-й взвод прибывшего 1-го Офицерского батальона отправили в полевую заставу. Нелегко было отправляться в дозор сразу после тяжелого пути, но застава — вещь абсолютно необходимая в походе, тем более когда каждую минуту ожидалось преследование большевиками. На аксайской станционной площади прибывающие части «приводились в порядок», подразделения распределялись на ночлег. Квартирьеры, не жалея сил, изыскивали приемлемое жилье, и, не торгуясь, договаривались об условиях с хозяевами.

Со стороны дороги в станицу еще продолжали тянуться отдельные повозки и немногочисленные группы людей, стремящихся не отстать от основных сил армии. Среди них доктора, чиновники, служащие ростовской полиции, журналисты и просто обыватели, не желающие испытывать на себе все прелести большевистской власти. У спуска к Дону вела работу Техническая рота, готовящая переправу для войск, которая должна была начаться с рассветом. С берега на лед устанавливали деревянный, наспех сколоченный, но прочный настил для артиллерии и обозов… Всадники Гершельмана должны были обеспечить безопасность армии с восточной стороны, а казаки Грекова — проследить, чтобы со стороны Батайска, с запада, не возникли разъезды красных.

К утру ветер утих и сквозь мглу пробился рассвет, неожиданно ясный, окрасивший облака в нежно-розовый цвет. Обозы и пехота начали переправу. Сам Корнилов со своим конвоем промчался по настилу, в мгновение ока оказавшись на другом берегу Дона, и остановил коня, салютуя проходящим мимо него добровольцам. Бодро прошел мимо Корнилова Студенческий батальон, начала переправу артиллерийская батарея. Сначала вели выпряженных лошадей, по одному перекатывались на другой берег орудия и переносились ящики со снарядами. За ними шли умеренно нагруженные подводы. Лед начал потрескивать под тяжестью грузов, и последнее орудие было перетащено юнкерами-артиллеристами по команде «бегом марш!». Под юнкерскими сапогами на лед выплескивалась вода, угрожая поглотить орудие вместе с людьми. Однако переправа всех пяти орудий, передков и ящиков с боеприпасами прошла удачно. Последними реку переходили снятые заставы 1-го Офицерского батальона, наблюдавшие движение всей армии с противоположного берега. По гладкой белой степи под ярким зимним солнцем ползла из Аксая темная, казавшаяся бесконечной лента людей и повозок, направлявшихся в станицу Ольгинская. Следом за офицерскими заставами Дон перешли части партизан. Прогремели взрывы. Это Техническая рота подорвала железнодорожные пути, отрезая путь возможным преследователям.

В 11 ч утра рота в полном составе переправилась через Дон. Над ними со стрекотом пронеслось два легких аэроплана, поднятых с ростовского аэродрома большевиками. Аэропланы сбросили несколько бомб, не причинивших переправлявшейся Технической роте никакого вреда, поскольку разорвались они далеко в степи, вздымая горы земли и снега. Солнце продолжало неистово светить, делая всю степь ослепительно белой. До Ольгинской оставалось каких-нибудь пять верст перехода, а красные пока и не думали преследовать добровольцев. Дорога на станицу была хорошо вытоптана прошедшими по ней войсками. После полудня 10 февраля 1918 года вся Добровольческая армия сосредоточилась, наконец, в конечном пункте своего похода. И здесь снова стоит поспорить с большевистскими «бытописателями» похода. Отношение к военным, оказавшимся незваными гостями, в Ольгинской тем не менее было самое радушное. Участники похода вспоминали, что хозяева, где офицеры и юнкера оставались на ночлег, прежде всего кормили своих постояльцев досыта, предоставив им лучшие места в доме для отдыха. Эта станица осталась одним из самых добрых воспоминаний добровольцев о начавшемся походе. От красных их отделяли долгие версты, и вероятность их внезапного появления была невелика.