Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может и куплю, а что ты везешь?
– Не видишь разве, кувшины, посуду глиняную.
Егор глянул, в телеге переложенная соломой лежала разная глиняная посуда.
– Мне, отец, лом нужен да кирка.
– Этого у меня нет, – разочарованно сказал возчик.
– Может, где поближе кузня есть.
– Что такое кузня?
– Кузня, кузница, кузнец, не понимаешь, чилингар[18].
– Ну почему же не понимаю, понимаю, чилингар, нет, по дороге кузни нет.
– А на рынке, наверняка, есть.
– Интересно ты говоришь, – заметил арбакеш, – вроде, как по-нашему, а все же не так. Ты кто будешь?
– Я-то, езид, – сказал Егор первое, что пришло ему в голову.
– Ах, езид, я так и подумал. А на что тебе лом и кирка.
– Дом хочу построить, но не саманный, из камня. А денег нет. Здесь камней много, заготовлю, потом перевезу.
– Ну что же, – согласился арбакеш, – с такими ручищами, как у тебя можно и камни крушить.
– А твоя телега быстрее не может ехать?
– Может, но быстрее нельзя, горшки побьются.
– Это верно, а я и не догадался.
– А куда тебе спешить, камни никуда не денутся.
– Спешить некуда, да и тянуть не стоит, жизнь то идет. Ты лучше скажи мне отец, монголы есть в округе?
– Здесь нет, а в Хаджикенде есть. А на что тебе монголы?
– Не люблю я их узкоглазых, и воняют они. Ты знаешь, что они не моются никогда?
– М-да, – тяжело вздохнул арбакеш, – это ты верно подметил. Сейчас дорога на подъем пойдет, сделай одолжение, сойди с арбы, кобыле тяжело будет. Потом опять сядешь.
– Конечно, – легко согласился Егор, соскакивая с телеги, – отчего же не облегчить работу животине.
Он шел теперь рядом с арбой, положив руку на борт, разглядывая посуду.
– А что, отец, полного кувшина-то нет у тебя?
– Нет, путник, кувшины новые, пустые. А чем он должен быть заполнен.
– Вином, чем же еще.
– Веселый ты, путник, шутки шутишь в такую рань. Вино нельзя, харам, пророк запретил.
– Он не всем запретил.
– Вам езидам можно значит. Поэтому ты такой веселый. Как тебя зовут, шутник.
– Меня зовет Кара[19].
Арбакеш засмеялся.
– Опять шутишь.
– Что это тебя так рассмешило?
– Какой же ты Кара, ты скорее Ак[20] или Сары[21], или еще лучше Кырмызы[22], судя по твоей бороде. Сбрил бы ты ее, молодой еще. Не красит она тебя.
– И то верно, правильно ты говоришь. Бороду надо сбрить. А тебя как зовут?
– Реза-киши меня зовут.
– Вот и познакомились.
Арба между тем достигла высшей точки холма, и Егор увидел минареты города, лежащего в низине.
– Это Хаджикенд? – спросил Егор.
– Он самый.
– А там, не доезжая до города, что за строение?
– Это караван – сарай.
– А, скажи мне, Реза-киши, ты этой посудой сам торговать станешь или посреднику отдашь, оптовику?
– Оптовики нормальную цену не дают, за бесценок взять норовят, сам торговать стану.
– А хочешь, я тебе помогу распродать товар? – предложил Егор.
– А что ты за это запросишь, имей в виду, с моих барышей я такую роскошь себе позволить не могу, приказчика нанимать или зазывалу.
– Платить мне не надо. Ты же потом обратно поедешь. Я куплю инструмент, ты меня подвезешь до того места, где я сел.
– Я согласен, – обрадовался Реза-киши.
– Только у караван-сарая остановимся, я бороду сбрею, как ты мне советуешь.
– Договорились.
Реза-киши протянул ладонь, и Егор ударил по ней.
От брадобрея он вышел помолодевшим лет на десять. При виде его Реза-киши одобрительно кивнул головой.
– Вот это совсем другое дело, – сказал он, – приятно посмотреть. А то ты был похож на разбойника, не знаю, почему я остановился, а не подстегнул кобылу.
У городских ворот стоял монгольский сторожевой пост. Егор лицо сделал скучающее, немного сонное. Тронул арбакеша за руку, попросил:
– Если спросят, кто, что, скажи, что я твой племянник.
– Не беспокойся, – ответил Реза-киши. – Они меня знают, я часто здесь бываю.
Один из караульных монголов подошел, заглянул в арбу.
– Что старик, заплатишь на выезде?
– Как обычно, – ответил Реза-киши.
– А это кто с тобой, – спросил воин, настороженно сверля попутчика маленькими раскосыми глазами. Правой рукой он держал лошадь за узду. И Егор, готовый к броску, отметил, что монгол, для того чтобы выхватить саблю, должен будет сначала отпустить лошадь. Этого времени ему хватит.
– Племянник мой, – сообщил Реза-киши, – приобщаю к делу.
– Здоров больно для такого хрупкого дела, – насмешливо заметил монгол, – ему бы камни ворочать.
– Не Боги горшки обжигают, – ответил Егор.
Монгол молчал, соображая, потом захохотал. Ответ ему понравился. Он хлопнул ладонью по крупу лошади.
– Давай, проезжай.
– Ишь ты, какой сообразительный. За словом в карман не лезешь, молодец, – одобрительно заметил арбакеш, когда они въехали в городские ворота. – У тебя, что нелады с ними?
– А у тебя лады? Ты ими доволен?
– Кто же ими доволен, их же все ненавидят. Просто спросил. Можешь не говорить.
– Из-за них погибли тысячи людей, – сказал Егор.
О том, что его разыскивают монголы, он предпочел не распространяться. Хотя старик внушал ему доверие.
– Племянник, значит, – хмыкнул арбакеш, – радуйся, что я сед, а то бы спросили, почему твой племянник такой светлый, а ты такой смуглый.
На базаре Реза-киши нашел старшину, переговорив, остановил арбу на указанном месте и распряг кобылу. Пока он возился с этим. Егор соорудил частокол из веток, перевязав их веревкой, и прикрепил к бортам телеги, после этого он насадил глиняную посуду на ветки, явив покупателям сразу весь товар наглядно. Реза-киши только диву давался.