– И откуда у тебя такая хватка, – повторял он.

Торговля шла бойко. К полудню, когда показалось дно телеги, Егор сходил в кузнечный ряд и приобрел там лом, кирку и железные клинья. Он положил их на дно арбы. В три часа пополудни весь товар был распродан. Реза-киши не мог нарадоваться.

– Никогда я так быстро не торговал. Легкая у тебя рука, оглан. Ну и ну, собирайся, может, домой засветло попаду.

Егор вновь отлучился и вернулся, держа в руках кувшин.

– Это зачем, – рассердился Реза-киши, – зачем купил. Если тебе нужен был кувшин, я бы тебе так дал. Нехорошо. Обидел ты меня.

– Здесь, главное не кувшин, – сказал Егор, – а его содержимое.

Кувшин был запечатан.

– А-а, – сообразил арбакеш и шутливо погрозил пальцем.

На посту к ним подошел давешний монгол. Получив налог с выручки, он заглянул в телегу и увидел инструменты.

– А это что, – спросил он подозрительно?

– Мой племянник серьезно воспринял твои слова, – нашелся Реза-киши, – решил камни ворочать. Что ты наделал, я теперь помощника лишился.

Монгол вновь захохотал и махнул рукой, пошел к сторожевой будке. Арба выехала из города. Реза-киши несколько раз оглядывался и сообщал, что монголы хлопают себя по ляжкам и хохочут.

– Теперь можно ехать быстрее, – спросил Егор.

Возчик согласно кивнул и щелкнул кнутом.

Оставшийся путь они проделали молча. Егор заговорил, когда увидел, что они подъезжают к месту их встречи.

– Вина выпить хочешь, – спросил он?

– Хочу, – честно сказал арбакеш, – но не буду.

– Ты принял обет?

– Мне не очень много осталось. Там выпью, – арбакеш показал на небо.

– Мне нравятся люди твердых убеждений, – сказал Егор.

– Опять шутишь?

– Нисколько. Но ты не думал о том, что там может вина не оказаться.

– Как это, – недоверчиво сказал Реза-киши, – пророк ясно сказал – там будут девушки и вино.

– А, если это была метафора.

– Что такое метафора?

– Тебе когда-нибудь говорили, что твой кувшин похож на талию девушки?

– Бывало, и что с того.

– Так вот – это метафора. Кувшин и девичья талия – это разные вещи.

– Не искушай меня, езид, – вдруг рассердился арбакеш.

– Прости, прости, я не хотел тебя обидеть. Ты спросил – я ответил.

– Ладно, – сказал отходчивый арбакеш. – Лучше скажи, на что тебе кирка и лом. Только про камни для строительства дома не говори, не верю.

– Ладно, раз уж ты такой проницательный, скажу. Только не рассказывай никому.

– Клянусь, – сказал заинтригованный возчик.

– Видишь ли, – начал Егор, – я полюбил одну девушку. Она очень красивая и богатая. И, главное, что я ей тоже нравлюсь. Но отец ее поставил условие. Их дом от пастбища отделяет огромная скала, и на доставку воды для полива и прочего уходит много сил. Он сказал, что, если я пробью тоннель в этой скале и пущу к ним воду напрямую, то он отдаст мне свою дочь.

Реза-киши слушал, открыв рот.

– Я все сказал, – заметил Егор.

Арбакеш закрыл рот.

– Послушай, – взволнованно сказал он, – я думал, что такое только в сказках бывает. Я желаю тебе мощи и терпения. Ты добьешься своей цели. И девушка будет твоей. Иншаллах!

– Спасибо, друг, – сердечно поблагодарил Егор, – вот здесь придержи лошадь, я сойду.

– Тебе спасибо, как ты помог мне! Как ты сказал, тебя зовут? Кара?

– Нет, Кара – это мое прозвище. А мое имя Фархад.

– Фархад, – задумчиво сказал Реза-киши, – смотри-ка и имена у вас мусульманские. Я буду поминать тебя в молитвах. Прощай.

– Прощай Реза-киши, спасибо.

Егор сошел с арбы, снял инструменты и стоял на дороге, пока арба не скрылась из виду.

– Стоило избежать всех этих казней египетских, чтобы попасть в эту ловушку вновь, – произнес вслух Али, прислушиваясь к звукам своего голоса.

В пещере было эхо. При желании его можно было принять за собеседника, потому что эхо оценило его слова.

– Это ты верно заметил, – сказало эхо.

Али не обратил на это внимания. Обдумав все стороны своего положения, он пришел к тому, что его спасение находится в руках друга, оставшегося снаружи. И главная его задача дождаться этого спасения. Али сотворил молитву. Эхо при этом язвительно заметило:

– Как?! Неужели о Боге вспомнил!

Досаждало отсутствие света, ибо Али решил экономить свечи, не жечь их понапрасну. Эхо, тьма египетская, – все это легко порождало галлюцинации. Поэтому Али не удивлялся осмысленности реплик эха. Когда он расстелил скатерть, сел на ковер, облокотившись на подушки, и цедил вино, эхо сказало:

– Хорошо сидим.

Али засмеялся. Запасов еды здесь хватит недели на две, а если поститься и есть только после захода солнца, хотя как узнать, когда оно зашло, а когда встало, то хватит и на большее количество дней. А пить вино вместо воды, ему не привыкать. Хотя пресной воды тоже озерцо имеется. Синдбад-мореход в подобной ситуации смастерил из подручных предметов, кажется даже из человеческих костей, плот и уплыл из пещеры к такой-то матери, как сказал бы Егорка, отдавшись воле подземного потока. Надо бы проверить стоячая ли вода в этом озере. Или она циркулирует. Куда его вынесет этот поток. Наверх на белый свет или вниз в преисподнюю. Подземная река потому так и называется, что течет под землей. От этой мысли Али передернуло, нет, это будет последний вариант, когда он останется перед выбором вода или веревка. Утопиться или повеситься. Здесь в пещере как-то уютнее. Столько хорошего он здесь видел, конечно, не в смысле количества, но в смысле качества. Здесь прошли лучшие часы его жизни. Это пещера была для него уже как дом родной. Али налил себе вина в золотой кубок и осушил его. Вообще в этом происшествии был глубокий смысл. Судьба привела его умирать туда, где он был счастлив и несметно богат и умиротворен – лучшего конца и пожелать было нельзя. Смерть настоящего философа, правда, последние обходились без денег, и в этом смысле ему повезло больше. Али налил себе еще вина, отрезал кусок овечьего сыра. Все это он проделывал на ощупь, досадуя, что лишает себя эстетического удовольствия, смотреть, как льется вино в золотой кубок, льется и пенится розовыми пузырьками.

– Ладно, убедил, – сказало эхо, – освещение за мой счет, последний довод был очень серьезный.

– Какой довод, – спросил Али, не замечая, что разговаривает сам с собой.

– Ты подумал, что пить и не видеть этого – все равно, что ласкать в темноте незнакомую женщину. Удовольствие неполное.