Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прощёлкал момент, когда можно было рубануть — всё же эти молнии в горячке боя были не совсем в тему, выбивали из колеи, — и мертвяк подобрался совсем близко. Пришлось на лету менять стратегию. Ронять меч и производить захват-бросок.
Приём удался. Мертвяк, перекувырнувшись через меня, спиной завалился на пол. А я, выпрямившись, зарядил ему в башку Ударом. Невероятно удачно. То ли голова у него в принципе была слабым местом, то ли выбитый глаз поспособствовал. Но этого самого Удара хватило. Мертвяк дёрнулся и замер.
Меня шарахнуло — семь родий. Никакой закономерности, блин, чистый рандом! Но не разрабам же жалобу писать. Жизнь — стерва непредсказуемая. Что имеем — то имеем. А поимел я, не много не мало, двенадцать родий.
Я поднял голову и окинул взглядом подвал. Битва кипела. Все мертвяки были удачно оттеснены от распахнутой двери. Охотники дело знали и, даже столкнувшись с непривычным соперником, лицом в грязь не ударили. Несколько трупов уже валялось на полу, не подавая признаков желания встать.
Вот один из мертвяков, отступая, вляпался в мою Отсроченную Костомолку и скрючился в какую-то фигу. Захар, сражавшийся с ним, не растерялся и тут же начал рубить голову. С третьего удара получилось — молодец, Захар!
Вообще, у всех дела складывались настолько хорошо, что я даже вмешиваться не хотел. Ну а зачем людям мешать деньги и родии зарабатывать? Свои же люди, проверенные. Друзья даже. Я уже кой-чего перехватил — будет с меня, наверное…
А, нет, не будет.
Один из кадавров, вырвавшись из кучи-малы, целенаправленно рванул в сторону выхода. В пылу схватки на него никто не обратил внимания — ну, кроме меня, конечно.
— Стоять! — рявкнул я, бросившись следом. — Стой, говорю!
Мертвяку было плевать. Что именно закоротило в его гнилой репе, я сказать не мог. Слава богу, некропсихология — вообще не мой конёк.
Я вслед за беглым пациентом анатомического театра взбежал по ступеням. На ходу пришлось вновь засветить меч, потому что тут-то Светляки Земляны не функционировали. Добегая, услышал какие-то сложносочинённые крики и стуки. И только выскочив на первый ярус башни, понял, какая сложилась идиотская ситуация.
Как я и предполагал, Николай Дмитриевич, Троекуров-младший, решил вернуться. То ли какую-то пакость замыслил, то ли хотел воочию удостовериться, что исполняет в погребе его папаша. Важен факт: вернулся.
Западня, поставленная Земляной, отработала вложенную в неё ману, и Коленька оказался в «стакане», из которого выбраться у него не было вообще никаких шансов — ни тебе деревьев, ни тебе верёвки. Да и вообще — в проёме застрял, то есть, ещё и стены помогали.
А мертвяк, вырвавшись из наших дружеских объятий, рвался на свободу. И ему поначалу вообще был до лампочки какой-то Троекуров-младший. Возможно, он его даже с дороги отпихнул. Но Западня работает очень просто: всех впускать, никого не выпускать. И мертвяк долбанулся башкой о невидимую стену.
Это его обескуражило, он зарычал. Рядом с ним тоненько пищал не менее обалдевший Коля.
Мертвяк повернул голову, смерил Колю взглядом и решил, что это — любовь, однозначно. Коля попыток мертвяка обняться не оценил и принялся сопротивляться.
— Да твою ж мать, — сказал я, наблюдая за отчаянной схваткой в стиле «пауки в банке».
Отменить Знак я не мог — не мой. Долбануть какой-нибудь боевой техникой тоже не мог — мертвяку только почесаться, а пацана угробит с гарантией. Ну и самому присоединяться к их страстной паре чего-то не хотелось. Радиус у Западни всего нихрена, что я там исполню-то? Только подставлюсь без толку.
— Держись, Колян! — подбодрил я Троекурова-младшего. — Главное — не обосраться! Обосрёшься — всё пропало! Стиральную машину ещё хрен знает когда изобретут, а в прачечную сдавать постесняешься!
Надо отдать Коляну должное, за свою жизнь он боролся, как дикий зверь. Что лишний раз доказывало: мертвяки ослабленные. Нормальный мертвяк, типа таких, как мы с Захаром вчера наверху почикали, разорвал бы этого Троекурова за секунду.
Я стоял в ожидании подходящего момента — и дождался. Мертвяк попытался вцепиться Коляну в горло. Тот, заверещав, одной рукой оттолкнул башку мертвяка. Толкал в челюсть, так что башка отодвинулась хорошо.
И я выдал Удар.
С отчётливым «бам» башка мотнулась на шее, и осоловевший мертвец отлетел плечом на внешнюю стенку «стакана» — на ту, что выходила на улицу.
— Ложись! — заорал я.
Колян бросился на пол так, будто всю жизнь только и делал, что в армии служил. Распластаться, правда, не получилось — диаметр ловушки не позволил. Но мне хватило и этого. Чтобы кастануть на мертвяка Костомолку.
Едва успевшего отлепиться от невидимой стены кадавра скрутило в бараний рог. Но подыхать он не спешил. Я уже скрежетал зубами, чувствуя, как мой магический черпак скребёт по дну котелка с маной, когда, наконец, мертвяк соизволил сдохнуть.
Радостную весть об этом доставила мне молния, вылетевшая из «стакана» и пронзившая мне грудь. Шесть родий. А долбануло так, будто все шестнадцать. Как и всегда, поймав молнию после магического истощения, я чуть не кончился. Попятился, упал на пол. В глазах потемнело, накатила тошнота… К счастью, быстро откатила.
— Живой там? — спросил я, не в силах пока поднять голову.
— Ж-ж-живой, — откликнулся Колян. — А в-в-в… т-т-ты?
— Хренли мне сделается, у меня справка есть.
— Можешь меня выпустить?
— Не. Сейчас Земляна придёт — выпустит. Её Знак. Ну что, понял теперь, какой веселухой тут твой отец занимается? Или ещё вопросы остались?
— Остались, — неожиданно твёрдо сказал Колян. — Только не к тебе уже. А к нему.
— Ишь ты. На лету переобулся. Молодец.
— Я серьёзно. — Колян смотрел и впрямь серьёзно. — Я догадывался, конечно, что папаша у меня не ангел. Что дела, которыми крутит, не вполне законны. Но чтобы такое… — он перевёл взгляд на лежащего у ног убитого мертвяка. — Чтобы покойников с погоста подымать, да обращать в этакую страсть — это я, кабы своими глазами не увидел, не поверил бы. До сих пор волосы дыбом.
— Владимир! — из подвала выскочил Захар. — У тебя всё… — увидел дохлого мертвяка, живого меня, Троекурова в стакане и перестроил фразу: — Мы там всё. Всех перебили.
— Отлично. Тебе сколько досталось?
— Одиннадцать! — Захар выпятил грудь. — Не хуже других отработал!
— Однозначно не