Если бы враг России мечтал устроить против нее диверсию и навредить российскому государству и русской армии, он вряд ли бы преуспел больше, чем преуспели русские военные власти Галиции.

В Европе были возмущены арестом и ссылкой униатского митрополита Андрея Шептицкого, которого русские власти считали своим злейшим врагом. Сазонову пришлось едва ли не оправдываться в разговоре с французским послом Морисом Палеологом. Кадет Николай Василенко на партийном съезде заметил, что для Галиции освободительная война «выразилась в освобождении от украинской культуры», а лидер фракции трудовиков Дзюбинский призывал с трибуны Государственной думы «прекратить тяжелую борьбу с украинской народностью»[319]. И уж совсем не стеснялся в выражениях Ленин, используя в политической борьбе любой просчет правительства: «Россия воюет за Галицию, владеть которой ей надо в особенности для удушения украинского народа»[320], – писал он в своей статье «О сепаратном мире».

Любая война – величайшее несчастье для мирных жителей, даже если они с нетерпением ждут армию освободителей. Тем более если не ждут. Современный российский читатель даже если и знает о войне в Галиции, то из источников российских: из хорошо известных и популярных мемуаров Брусилова, из дневников Пришвина, из воспоминаний архиепископа Евлогия. Но кто, кроме специалистов, читает источники австрийские или австро-украинские?

В 1917 году известный украинский писатель Василь Стефаник опубликовал в Вене на страницах одного украинского альманаха свой рассказ «Мария». Сюжет такой. В хату украинской крестьянки пришли русские казаки. Они не обижают хозяйку, только просят дать погреться и продать им хлеба. Крестьянка не берет денег, но пускает в дом: «Ступайте, грейтесь в холодной хате. Вон на полке есть хлеб, а денег ваших мне не надо, вы одни даете, а другие отбираете, да еще бьете. Царь-то ваш велик да богат, а посылает вас без хлеба воевать? Станьте на лавку да берите с полки каравай.

С хлебом стащили с полки и портрет Шевченко .

– Хлеб бери, а портрет отдай мне, это моих сыновей добро. Такие же, как вы, сбросили его из красного угла на землю и заставили меня топтать его. Я его спрятала за пазуху, а они секли тело нагайками, так что и не помню, как из хаты вышли.

Она выхватила портрет Шевченко из казачьих рук.

– Хоть режьте, не дам»[321].

Заведовать церковными делами в Галиции поручили архиепископу Волынскому Евлогию (Георгиевскому). По своему происхождению и самосознанию он был настоящим русским человеком, великороссом. Родился в селе Сомово Одоевского уезда Тульской губернии, отец – сельский священник. Знакомство Евлогия с украинскими землями началось в 1897-м, когда он был назначен ректором Холмской духовной семинарии. Он сам признавался, что прежде и не знал, где этот Холм находится. Но в те времена была такая традиция: ставить украинцев на великорусские кафедры, а великороссов – на украинские[322]. Евлогий был деятельнейшим участником русской национальной фракции, входил в Главный совет Всероссийского национального союза – партии, которую с полным основанием можно считать русской националистической. Борьба с украинским сепаратизмом, с мазепинством была одной из важнейших задач этой партии.

Предшественник Евлогия на Волынской кафедре архиепископ Антоний (Храповицкий) был личностью не менее примечательной. Это один из самых ярких людей в истории русской церкви XX века. Владыка Антоний свободно говорил на латыни, знал несколько иностранных языков, писал богословские труды столь оригинальные, что его критики не считали их вполне православными. Консерватор, но не конформист, он вызвал ярость обер-прокурора Победоносцева, когда заявил себя сторонником восстановления патриаршества. Антоний был деятельнейшим организатором Союза русского народа на Украине. При нем организационным и духовным центром Союза на Правобережной Украине стала Почаевская лавра, славный по всему православному миру монастырь.

Из книги Евлогия Георгиевского «Путь моей жизни»: «Почаевская Успенская Лавра – бывшее униатское гнездо – досталась России по второму разделу Польши в царствование Екатерины II. Она красиво расположена на высокой горе, а собор ее построен над крутым обрывом, на самом его краю. Император Николай I определил его положение метким словом: “Дерзкая постройка”. В Лавре на скале есть выемка в форме ступни левой ноги, в ней всегда скапливается вода, и население считает ее целебной. Местная легенда гласит, что Почаев посетила Богородица: выемка – след ее ноги.

Так, в своем безыскусственном творчестве, поет народ, прославляя свою великую народную святыню – святую гору Почаевскую»[323].

В лавре была своя типография, которую обслуживали тридцать или сорок монахов. Они ставили себя выше других монахов, «считали себя миссионерами, аристократами». На праздники, когда многие тысячи богомольцев приходили в лавру, эти «миссионеры» «своими речами накаливали народ против “жидов”, интеллигенции и т. д.», – писал Евлогий Георгиевский. Когда он, только что назначенный архиепископом Житомирским и Волынским, впервые прибыл в лавру, кафедральный протоиерей гордо заявил ему: «Мы все черносотенцы»[324].

Здесь два года жил и проповедовал знаменитый на всю Россию иеромонах Илиодор (в миру Сергей Труфанов)[325], хороший знакомый, а затем злейший враг Григория Распутина. Одно время, пока редактор газет «Почаевские известия», «Почаевский листок» и «Почаевские епархиальные ведомости» архимандрит Виталий (Максименко) был в отъезде, Илиодор исполнял обязанности редактора. Номер «Почаевских известий» от 23 января 1907 года вышел под общим заголовком «Люди, освобождайтесь от жидов». Содержание вполне соответствовало заголовку: «Все гнусные пороки, которыми страдает русский человек, как то: пьянство, воровство и прочая безнравственность, – все это плод жидовской деятельности. По природе своей – жид лентяй и враг телесных работ»[326], – писала газета. Один простодушный сельский батюшка принял антисемитские сочинения Илиодора за… царский манифест и прочитал с амвона[327].