А может, она гостей принимать готовилась? А тебя, мамочка, и не пригласила?

Чтобы проучить меня за ту брехню в газете?

Не думаю, что она эту газету читала.

Наверняка читала!

А мне кажется, нет. Смотри-ка.

Ивлин оказалась права: газета «Горн Эш-Ривер» действительно лежала в корзине с растопкой, как всегда стоявшей между плитой и любимым креслом Десмы, в котором она обычно вязала. Нора даже не сразу ее узнала – первые страницы были мятыми и грязными, но внутренние сохранились, и именно там, в разделе «Аукцион», была напечатана та проклятая сплетня, да еще и переданная в совершенно искаженном виде.

Увидев знакомый заголовок, Нора вздрогнула так, словно встретилась глазами с каким-то своим бывшим сообщником, которого давно уж не надеялась увидеть в живых.

Не волнуйся, мама. Похоже, она ее вообще не читала.

Ох, нет! Она определенно ее прочла!

А что, если все-таки она ее не читала? Это у Рея была привычка прочитывать любую газету от корки до корки; а Десма вполне обходилась всякими обрывками новостей, которые кто-то ей сообщил. Газеты же, пережив крайне небрежное отношение со стороны Рея и его привычку яростно жестикулировать со скрученными страницами в руках, неизменно отправлялись Десмой в корзину с растопкой, стратегически размещенную рядом с ее любимым креслом, ибо она частенько совала газетные страницы в огонь, зачем-то перед этим еще раз их просматривая. Эта ее странная привычка каждый раз ставила Эммета в тупик – для чего снова заглядывать в газету, если у тебя нет желания выяснить, когда состоится то или иное событие, на котором ты хотел бы присутствовать, или где купить вещь, которую тебе давно хотелось иметь?

Десма находила подобные рассуждения смешными.

– Черт возьми, Эммет, куда мне идти-то? И с чего это мне вдруг захочется что-то покупать?

Как часто они проводили время тут, в этой самой гостиной, и Десма, сидя на этом самом кресле, либо чинила штаны Рея, сдвинув очки на кончик носа, либо со смехом зачитывала очередную рекламу какого-нибудь корсета или утюга, прежде чем скормить огню и этот газетный лист.

Но та газета была цела и преспокойно лежала, наглая и даже не особенно помятая, среди прочей растопки, что, собственно, и свидетельствовало о том, что ее, скорее всего, никто так и не прочел.

Если бы она ее прочла, – услышала Нора голосок Ивлин, – то наверняка бы уже сунула в огонь, верно?

А может, она ее специально сохранила, чтобы швырнуть мне в лицо?

Да ладно тебе, мама.

Да, такое, пожалуй, просто невозможно.

И потом, даже по виду сразу можно сказать, читал кто-нибудь эту газету или нет, заметила Ивлин.

Возможно, это было неизбежно, но первая же попытка Норы осторожно вытащить из корзины с растопкой ту единственную газетную страницу привела к тому, что корзина опрокинулась и растопка рассыпалась по всей кухне. Ни Нора, ни Ивлин этого не предвидели, и теперь, опустившись на четвереньки, точно степная собачка, и стараясь не спускать глаз с заднего двора и дровяного сарая, Нора принялась поспешно запихивать газеты, щепки, какие-то бумаги и конверты обратно в корзину. Раньше сверху явно лежали какие-то недавно пришедшие письма; однако Норе попадались и конверты без почтовых штемпелей, и обрывки каких-то старых писем, на которых тоже никаких дат не было. Как же все это лежало? Ведь Десма наверняка заметит, что теперь эти бумаги и письма лежат не так. Еще хуже было то, что каждый раз, когда Норе казалось, что она вроде бы все вернула в надлежащий вид, она замечала какие-то отлетевшие в сторону листки под столом, под скамеечкой для ног или еще где-нибудь, причем все время в разных концах комнаты, и ей приходилось без конца сновать туда-сюда на карачках, точно жуку.

Поторопись, мама.

В открытую дверь было видно, что Десма возвращается, сгибаясь под целой охапкой новых столбиков для починки ограды. С таким грузом ей понадобится еще минуты три или, может, чуть больше, чтобы увидеть и распахнутую дверь, и красное виноватое лицо Норы.

Нора вытащила из-под растопки целую газету «Горн Эш-Ривер» и раскрыла ее. Похоже, эту газету лишь однажды сложили пополам, и она не успела приобрести тот потрепанный вид, какой бывает у газет, которые передают из рук в руки, – оборванные углы, кружки от стаканов и чашек, липкие последствия чтения за обеденным столом. Возможно, такие чистые газеты вообще встречаются только в тех домах, где нет ни мужчин, ни мальчишек? Возможно, лишь во вдовьем хозяйстве газеты способны сохранить свой первоначальный облик?

А возможно, она просто ее не читала!

Нет, это невозможно.

Это было бы слишком большим подарком фортуны. Нора выглянула наружу. Вот она идет, Десма, широким шагом – этакая амазонка, крепкая, загорелая, грудь как нос корабля, а на голове великолепная корона пышных густых волос, в которых лишь недавно появились седые нити.

Господи, как быстро она идет!

Мама! Ты ведь спрячешь эту газету?

Не говори глупостей.

Но если она ее еще не читала, то и читать ей незачем.

Ей все равно в городе расскажут. Если уже не рассказали.

Но ведь городские сплетницы не знают, что автором той статьи была ты. Откуда ей-то об этом узнать?

Когда Нора снова подняла глаза, Десма уже с грохотом ссыпала на землю принесенные столбики для ограды, и в руках у нее мгновенно появился небольшой крупнокалиберный пистолет, который она всегда носила в кармане. На таком расстоянии стрелять из пистолета было практически бесполезно, однако Десма целилась прямо в распахнутую дверь с таким видом, словно способна была с двухсот ярдов не только в человека, но и в птицу попасть.

– Эй, кто там? – крикнула Десма. – Выходи и учти: ты под прицелом!

– Это я! Это всего лишь я, Нора! – Нора помахала ей свободной рукой.

– Кто-кто? – не сразу сообразила Десма и с облегчением вздохнула: – Ну, слава богу! – Потом она еще минутку постояла, прижимая руку к груди, и пояснила: – Я уж решила: ну вот, теперь они уже среди бела дня явились, а у меня, дуры, даже винтовки нет.

Нора, пытаясь ее успокоить, снова пробормотала, что это всего лишь она.

– Ты, наверное, за мясом пришла? – спросила Десма.

– Только если у тебя лишний кусок найдется.

– Извини, Нора, но на этой неделе я не охотилась.

Это звучало скорее как обвинение. Впрочем, лгать Десме было совершенно несвойственно.

И Нора, указав на груду помятых и разбросанных овощей, спросила:

– А это что такое?

– Овощи, как видишь.

Но что означает подобный ответ? Упрек? Похоже, ссора пока что им не грозит – но объятия и улыбки тоже вряд ли возможны. Нора так растерялась, что не могла вспомнить, как же обычно приветствовала ее Десма. Она нервно погрызла ноготь, имевший соленый привкус, и спросила: