Но никто не заметил, никто не обратил на него внимания. Он улыбнулся, когда она увидела его, и приветливо помахал ей рукой.

– Мисс Гринфельд! Я надеялся успеть и подъехать к самому магазину. Сожалею, что вам пришлось так далеко идти одной по такому холоду.

– Ничего страшного. – Она движением головы откинула назад свои чудесные темно-каштановые волосы, достававшие почти до плеч. – Это так мило с вашей стороны предложить меня подвезти. Я могла бы взять такси или поехать на метро.

– Ни в коем случае. – Он не прикоснулся к ней, пока они шли к машине, он даже посторонился и отступил, когда какой-то пешеход, увлекшийся разговором по сотовому телефону, вклинился между ними. – Вы же жертвуете мне свое время в воскресный день. – Он указал на стоянку. – А кроме того, вы дали мне возможность кое-что купить.

Он распахнул перед ней дверцу машины. По его прикидкам, они провели вместе на улице не больше трех минут. Он сел за руль, завел двигатель и улыбнулся ей.

– От вас пахнет ванилью и корицей.

– Издержки профессии.

– Это чудесно.

– Я с нетерпением жду встречи с вашей внучкой.

– Ей тоже не терпится с вами познакомиться. Она так взволнована! Свадебные планы. – Он засмеялся и покачал головой. Такой добрый, снисходительный дедушка. – На уме ничего, кроме свадебных планов. Мы оба вам благодарны за то, что согласились с нами встретиться, да еще в нерабочее время. Моя дорогая внученька так капризна, так разборчива… Не признает никаких фирм по обслуживанию, никаких организаторов свадеб. Все сама. Никому не доверяет.

– Женщина, которая всегда знает, чего хочет.

– Совершенно верно. И, стоило мне увидеть вашу работу, я сразу понял, что она захочет с вами познакомиться, хотя вы и работаете в фирме, а она не желает даже внутрь войти. – Он засмеялся и сокрушенно покачал головой. – Вот уже больше года, с тех пор, как у нее были неприятности с вашим менеджером. Такой уж характер у моей девочки. И ее мама, упокой господь ее душу, была такая же. Неуступчивая и своевольная.

– Я знаю, наша Фрида иногда бывает вспыльчивой. Если бы она узнала, что я согласилась на предложение поработать на стороне, она бы психанула. Так что будет лучше для всех, если это останется между нами.

– Вы, безусловно, правы.

Когда он подъехал к дому, она на миг онемела от восхищения.

– Какой прекрасный дом! Это ваш? Я хочу сказать, вы владеете всем зданием?

– Совершенно верно. Дом принадлежит нашей семье на протяжении нескольких поколений. Я хотел, чтобы мы встретились здесь, чтобы вы могли составить представление о месте, об обстановке. Свадебные торжества состоятся именно здесь. – Он отключил двигатель, вылез из машины и провел ее в дом. – Позвольте пригласить вас в гостиную. Располагайтесь, будьте как дома.

– Это великолепно, мистер Гейнс.

– Благодарю вас. Прошу вас, зовите меня Эдвард. Надеюсь, вы разрешите мне звать вас Ариэль.

– Да, пожалуйста.

– Позвольте мне взять ваше пальто.

Он повесил пальто в стенной шкаф в холле. Разумеется, позже придется избавиться от пальто, шарфа, от всей ее одежды. Но ему нравилось разыгрывать этот спектакль.

Он вернулся в гостиную, опять сокрушенно вздохнул.

– Я вижу, моей внучки еще нет дома. Она вечно опаздывает. Я сейчас приготовлю нам чай. Будьте как дома.

– Спасибо.

В кухне он включил защитный экран, чтобы наблюдать за ней, пока готовил чай.

У него, разумеется, были домашние роботы, он регулярно менял у них жесткие диски памяти. Но большую часть работы предпочитал делать сам.

Он выбрал чай «Эрл Грей» и мейсенский фарфоровый сервиз своей бабушки. Заварил чай сам, как его учили: нагрел чайник, довел воду до кипения, тщательно отмерил порцию чая.

Пользуясь щипчиками, он положил в сахарницу несколько кусочков дорогого сахара, настоящего рафинада. Он знал, что она добавит сахар в чай. Он видел, как она бросала в чай отвратительный химический подсластитель. Этот сахар она примет за настоящее угощение, и ей даже в голову не придет, что каждый кусочек накачан транквилизатором. Она ничего не заметит, пока наркотик не попадет ей в кровь.

Он расстелил на подносе кружевную салфетку, поставил на него тарелку с тонкими глазированными печеньями, купленными специально к этому случаю. А рядом поместил узкую бледно-зеленую вазу с одним-единственным розовым бутоном.

Бесподобно.

Он отнес поднос с тремя чашками – для поддержания иллюзии опаздывающей внучки – в гостиную. Ариэль бродила по комнате, осматривая его сокровища.

– Какая прекрасная комната! Вы здесь будете проводить свадьбу?

– Здесь. Это моя любимая комната. Такая гостеприимная. – Он поставил поднос на столик между двумя креслами с подголовниками, повернутыми к камину. – Давайте выпьем чаю, пока невеста не пришла. О, она обожает такое печенье! Я подумал, что было бы прекрасно, если бы вы могли испечь такое же для приема.

– Я уверена, что мне это удастся. – Ариэль села, повернув кресло к нему лицом. – Я принесла диск. Там есть торты, которые я испекла сама, и те, что я помогала готовить.

– Превосходно. – Он с улыбкой протянул ей сахарницу. – Один кусок или два?

– Говорят, жить надо, рискуя. Два.

– Бесподобно.

Он откинулся на спинку кресла, жеманно грызя печеньице, пока она рассказывала о планах и идеях. Пока ее глаза не начали закрываться сами собой, а язык заплетаться.

Он аккуратно отряхнул крошки с пальцев, когда она попыталась, оттолкнувшись обеими руками, подняться с кресла.

– Что-то не так, – сумела проговорить она. – Со мной что-то не так.

– Нет. – Он отпил из своей чашки, когда она обмякла и потеряла сознание. – Все именно так, как и должно быть.

Чтобы иметь возможность работать и не сойти с ума, Рорк возвел вокруг себя стену молчания. Он спрятался за этой стеной, отсеивая звонки, щелканье клавиш, голоса и электронные шумы.

Он взял на себя фамилии от А до М, а Еве оставил вторую половину алфавита. Неужели на него работает столько шатенок на букву А? Аронсон, Абботт, Аберкромби, Абрамс и так далее вплоть до Азулы.

Очень скоро выяснилось со всей определенностью, что двум людям эта работа не под силу.

Ева привлекла новые полицейские кадры, и уровень шума возрос до небес.

Рорк пытался не думать о времени, утекающем безвозвратно, пока он сидит тут и дозванивается служащим, которых никогда в глаза не видел и вряд ли когда-нибудь увидит. Эти женщины зависели от него, он платил им зарплату, они выполняли работу, которую он или кто-то другой работающий на него им поручил.