Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я закричала и отступила от него.
Он ухмыльнулся. Потом засмеялся и помахал ножом передо мной.
— Ты застала меня врасплох, миссис Крессуэлл-Смит.
В моей голове всплыло очередное воспоминание: мои руки в железном замке над головой, бедра насильно раздвинуты. У меня пересохло во рту, и я попятилась от него.
Он заметно помрачнел и шагнул ко мне.
— Чего ты так боишься, Элли?
Мой мозг переключился на первобытный режим. Я развернулась, собираясь убежать, но Мартин рванулся вперед и перехватил мою руку своей окровавленной рукой.
— Стой!
Я остановилась и захныкала. Слезы жгли мне глаза. Его пальцы впивались мне в кожу.
— Элли, — очень тихо и мрачно произнес он.
— Пожалуйста… пожалуйста, отпусти меня, — хрипло попросила я.
— Отступи на шаг от стены, Элли.
Я не могла пошевелиться. Просто не могла.
— Сосредоточься, Элли. Смотри на меня.
Я медленно повернула голову. Он указывал острием ножа на кирпичную стену.
— Видишь? Ты должна немедленно отойти в сторону. Сейчас же.
Я попыталась сосредоточиться. Кончик его ножа указывал на паука с гладким панцирем и мохнатыми ногами, которые в данный момент были направлены на меня, как и его жвалы, нацеленные для атаки.
— Он ядовитый, — тихо сказал Мартин, пока я смотрела на паука. — Воронковый водяной паук, один из самых ядовитых на свете. Сейчас ты должна отступить в сторону; ты едва не прикоснулась к нему.
Я смотрела на окровавленный нож. Его руки и рубашка тоже были в крови. Он отпустил меня, и я поспешно отошла от стены. Он положил нож на деревянный стол, где лежала крупная рыба со вспоротым брюхом и кучкой кровавых внутренностей, валявшихся рядом. Повсюду блестели налипшие чешуйки, над рыбой жужжали жирные мухи. Рядом со столом находилась стойка из нержавеющей стали и раковина, наполненная водой и заткнутая пробкой.
— Зог отправился на рыбалку. Он принес нам бонито[15], и я занялся разделкой. Ты вспугнула меня — я слушал музыку во вставных наушниках. — Он помедлил и сосредоточенно нахмурился. — С тобой все в порядке? Ты же не подумала, что я…
— Я тоже испугалась, — я вытерла рот дрожащей рукой. — Я… я искала тебя. Звала тебя. Потом услышала стук.
— Должно быть, это когда я отрубил голову рыбе.
Я заметила маленькие беспроводные наушники, лежавшие на деревянной полочке, прикрепленной к стене гаража над разделочным столом. У меня не было слов. Я по-прежнему думала о грубом сексе, об ощущении, будто я умоляла его остановиться… но я была не уверена, случилось ли это на самом деле.
— Иди-ка ты лучше в дом, Элли, а я позабочусь о пауке и закончу возиться с рыбой. Как насчет того, чтобы погулять вдвоем? Я покажу тебе окрестности.
Его голос был ласковым, взгляд добрым.
Я попыталась ответить, но в голове как будто произошло короткое замыкание, и это пугало меня больше, чем все остальное. Меня как будто одурманили.
— Элли?
— Твой автомобиль, — выпалила я. — Где он?
— Пикап? Я одолжил его Зогу, чтобы он смог вытащить свой катер из ремонтного дока и спустить на воду. Вот он и подарил нам этого красавца, — он указал на распластанную рыбу.
— Кто такой Зог?
— Владелец «Одинокого плавника», это магазин для серферов на пляжной дороге. Мы пройдем мимо, когда отправимся на прогулку. — Он помедлил. — Хорошо?
— Я не могу найти мой телефон.
— Ох, извини, — он вытер руки тряпкой и пошарил в боковом кармане рабочих шорт. — Вот, — он протянул мой телефон. — Я решил оказать тебе небольшую услугу, пока ты спала. Взял твой телефон и вставил новую сим-карту с настройками для Австралии.
Я взяла телефон и посмотрела на него. Он не только распаковал мою одежду и косметику, но и залез в мой телефон.
— Спасибо, — тихо сказала я.
— Ты все еще неважно себя чувствуешь?
Я подумала о саднящей промежности, о провалах в памяти. О куче таблеток, которые он видел.
— Просто я очень устала после перелета, — осторожно ответила я.
Он широко улыбнулся.
— Но прошлая ночь была хороша!
Я заморгала.
— Секс, — пояснил он.
— Я… — я сглотнула. — Наверное, я совсем устала.
— Ты не помнишь? — обеспокоенно спросил он.
Жар бросился мне в лицо.
— Ничего, Эль, это нормально. Я даже не удивлен. Ты выключилась, как свет. А все из-за вина, — он выдержал паузу. — Поверх этих таблеток.
Мое лицо пылало. Я не помнила, что пила еще вино — любое вино, — но сегодня я проснулась со страшным похмельем. И я не могла поспорить с ним насчет таблеток. Он наклонил голову набок, внимательно глядя на меня.
— Ты уверена, что сейчас с тобой все в порядке?
Нет, сейчас я ни в чем не уверена.
Я кивнула.
— Я… думаю, я начну распаковывать свои коробки в студии.
Мне нужно было найти точку опоры. В этих коробках, доставленных через океан, находились мои художественные принадлежности, рисунки, эскизы, фотографии друзей и членов семьи, плюс другие вещицы, помогавшие определить, кто я такая и чем я занимаюсь. Мне хотелось распаковать все это, повесить картины и фотографии на клинически белые стены и оставить свой отпечаток на этом месте — нечто такое, что поможет мне чувствовать себя более реальной, поскольку я не могла отделаться от ощущения растущей дистанции между мною и действительностью. Я еще не освоилась в этой новой обстановке, не осмыслила масштаб этой стремительной перемены. Кроме того, ощущение расплывчатости и неопределенности никак не отставало от меня. Возможно, это был лишь тяжелый случай сбоя суточных ритмов организма, но мне не нравилось, как паранойя снова запускает свои холодные пальцы по краям моего сознания, пытаясь проникнуть внутрь. Мне не нравилось беспокойство, которое я испытывала по отношению к собственному мужу.
— Отличная мысль, — сказал он и вернулся к рыбе.
Я еще раз взглянула на соседское окно; там никого не было. Тогда я пошла к своей приречной студии, безуспешно пытаясь избавиться от ощущения, что меня выслеживают и подстерегают. Как добычу.
Сначала Мартин отвел меня на высокий приморский мыс.
— Для серферов это хорошее место, откуда можно наблюдать за прибоем, — объяснил он. — Еще один зрелищный вид спорта — наблюдать, как небольшие суда пытаются попасть в Бонни-Ривер или выйти оттуда в море при разрушении песчаной косы. Видишь, вон там? — он показал туда, где коричневые воды речного устья широким веером впадали в синее море. — Отсюда они выходят. А вон там, — он указал на север, — эти оранжевые утесы вдалеке называются «точкой невозврата».