— Мне тоже хотелось бы знать, когда ты сможешь приехать.

Лэнг подробно рассказал о том, что случилось со времени их последнего разговора.

— У тебя нет ни одной зацепки, — сказала она.

— Когда я завтра получу перевод, многое прояснится, — ответил Лэнг с оптимизмом, которого на деле вовсе не чувствовал.

В завершение разговора трубку вновь получил Манфред, но на сей раз он говорил о том, что Лэнг мог ему пообещать с относительной уверенностью в успехе.

Потом, нажав на кнопку отключения разговора, Рейлли некоторое время мрачно сидел на кровати. Когда он сможет вновь увидеться с сыном? Согласится ли Герт выйти за него замуж и тем самым сделать его полноценным отцом? Где они будут жить — ведь его дом уничтожен? Все это казалось ему гораздо важнее, чем какое-то древнее евангелие, которое составители Священного Писания решили в него не включать. Лэнгу не было нужно ровным счетом ничего, кроме возможности спокойно жить со своей столь неожиданно обретенной семьей.

Но до тех пор, пока кто-то стремится разделаться с ним, на спокойствие рассчитывать не приходится. Гнев на безымянных негодяев, угрожающих смертью не только ему, но и его сыну, делался все сильнее — еще и потому, что его было не на кого обратить. Единственными реальными зацепками были убийства Иона и Клауса, в каждом из которых просматривались библейские параллели. Кому, кроме группы каких-то религиозных фанатиков, могли понадобиться такие сложности для того, чтобы намекнуть на связь этих хладнокровных убийств с христианским мартирологом?

Разве что…

Его взгляд остановился на одном из двух маленьких комодов, стоявших у противоположной стены, — и все мысли вдруг сразу вышибло из головы. Ручки ящиков представляли собой гладкие круглые диски из меди или бронзы. Но один из них был чуть-чуть больше, чем остальные.

Заинтересовавшись всерьез, Лэнг присел на пол и принялся разглядывать то, что несколько минут назад представлялось ему обычным, ничем не примечательным куском металла. Потом выдвинул ящик. Каждая ручка крепилась изнутри винтом с широкой шайбой. Порывшись в карманах, Лэнг нашел десятицентовую монету, которая как раз подошла для шлица винта.

Через несколько секунд Лэнг пристально разглядывал лежавшую на его ладони металлическую пластинку, которая оказалась не сплошной, как остальные, а покрытой сетчатым узором. Подцепив ногтем чуть заметный выступ, Лэнг снял ажурную крышку. И ничуть не удивился, увидев миниатюрное подслушивающее устройство.

Он инстинктивно обвел взглядом комнату. «Жучок» могли установить когда угодно, а вот батарейки в таком крохотном аппарате вряд ли могли бы проработать более суток. И самым разумным предположением было то, что поставили его сюда те самые неведомые враги, о которых он только что думал с такой ненавистью. Рейлли подавил первый порыв раздавить устройство каблуком. Так поступать не стоило — это значило бы сообщить тем, кто его установил, о том, что их тайник открыт, после чего они, скорее всего, установили бы новый «жучок», который он уже мог бы и не найти.

Поэтому Лэнг аккуратно установил устройство на место. А потом взялся за скрупулезный обыск комнаты. Разобрал и вновь собрал телефон. Снял и поставил на место крышки всех трех электрических розеток. Его внимания удостоилась даже небольшая осветительная люстра. Мест, куда можно незаметно установить «жучок», существует не так уж много.

Удовлетворившись результатами осмотра, он снова взглянул на кровать. Нет, время для сна сейчас было неподходящим. Без замка в двери, да еще зная о том, что неизвестные ему враги уже узнали о том, где он находится, ложиться спать означало почти верную смерть. Лэнг зевнул во весь рот. Можно поставить один из этих комодов перед дверью… но что толку? Оружия у него все равно нет, и то, услышит он потенциальных убийц или нет, практически ничего не изменит.

А потом он вспомнил фразу, которую произнес Фрэнсис перед тем, как уйти.

Лэнг вновь вышел из комнаты, но теперь направился на восток, к воротам Святой Екатерины. Он пересек площадку, где видел из окна гвардейцев, и вошел в здание, отличавшееся от соседних только тем, что у него была плоская крыша, а не заостренная и покрытая черепицей, как у большинства ватиканских строений. Под потолком здесь проходили мощные балки, а вдоль всего помещения были расставлены длинные деревянные столы, отчего оно наводило на мысль о средневековом пиршественном зале. Несомненно, это была столовая. А напротив входа находилось помещение поменьше — нечто вроде сувенирной лавки, какую можно увидеть в классической американской аптеке, торгующей всем на свете. Лэнг выбрал себе кепку-бейсболку, украшенную кокардой в виде шлема и значка, который, как он надеялся, представлял собой эмблему швейцарской гвардии. Бейсболка была самой маленькой из имевшихся, и Лэнг надеялся, что она окажется не слишком велика для трехлетнего мальчика.

— А где здесь оружейная? — спросил Лэнг, расплачиваясь за покупку, у коротко стриженного молодого человека, стоявшего за прилавком.

Парень даже не поднял взгляда от монет, которые отсчитывал на сдачу:

— Выйти, повернуть налево. Вторая дверь, первая комната справа.

Оружейная оказалась футов пятидесяти в длину. Все стены здесь были увешаны алебардами, мечами и щитами. В открытой винтовочной пирамиде, тянувшейся посередине, оружия хватило бы для небольшой войны.

И, по всей вероятности, им действительно сражались в тех войнах, которые сотрясали Европу в первой половине минувшего века. В пирамиде стояли в основном неавтоматические винтовки «маузер» — самое распространенное оружие немецких пехотинцев во время Второй мировой войны. Наверху пирамиды красовался одинокий пистолет-пулемет «МГ1–40», использовавшийся в ту же эпоху.

Лэнг изумленно уставился на дальнюю стену, где в такой же пирамиде стояли древние бландербасы с фитильными замками и кремневые мушкеты. Современные швейцарские гвардейцы должны иметь свое собственное оружие, а не бегать за ним в арсенал, когда возникнет необходимость. И это было вполне разумно — в наше время стража вряд ли может опасаться, что Ватикан возьмет в осаду какой-нибудь европейский монарх. Сейчас даже короли вынуждены считаться с бюджетными ограничениями. Прежде чем начать наступательную войну, им пришлось бы сражаться с собственным парламентом за сокращение расходов на здравоохранение, на пособия по безработице, и уж конечно, депутаты вряд ли согласились бы урезать ту цепочку социальных благ, которую они обещали своим избирателям. Для их насущной задачи — охраны лично римского папы, а не всего папского государства, которое все же рухнуло во время объединения Италии в девятнадцатом веке, — уже не требуются ружья и другое громоздкое ручное вооружение. Нынешней гвардии требуется оружие легкое и пригодное для того, чтобы носить его скрыто. Именно такое Лэнг и намеревался «позаимствовать».

Вот только отобрать его у кого-нибудь из людей в смешной средневековой форме, конечно же, не удастся.

Тяжело вздохнув, он вышел из оружейной на улицу, где уже явственно становилось жарче. А эта жара будто сознательно стремилась еще сильнее сковать подвижность его никак не желавших восстановиться после травм мускулов, которые и без того оставались одеревеневшими от долгой неподвижности во время перелета.