Здоровому не понять больного, а больному здорового, осознал он еще в онкологическом центре, где встречались ему люди с судьбами, которые поставленный диагноз переехал, как трамвай перебегавшую улицу кошку, раскидав ошметки по сторонам. Певица с амелобластомой, злокачественной опухолью в нижней челюсти, проросшей уже во все мягкие ткани, ждала операцию, удаление зубов и части челюсти, после чего не смогла бы уже ни петь, ни пить, только через трубочку, ни показывать кому-то свое лицо, а ведь ей исполнилось всего тридцать, но уже была приговорена и ее жизнь, и ее мечта. Однажды днем, когда пациентам разрешалось гулять в больничном парке, певица устроила свой последний концерт, исполнив другим онкобольным и сбежавшемуся персоналу арию царицы ночи, каста диву и дважды, на бис, адио дель пассато, прощайте, прошлого красивые мечты, но когда к ней пришел палатный врач и сказал, что время настало и пора начинать, певица послала к чертям собачьим и врача, и операцию, и амелобластому, и, как говорят, отправилась прямо в больничном халате по улицам города, исполняя оперные арии, какие только знала, и со смехом отшвыривая деньги, что прохожие бросали ей под ноги, а конец этой истории затерялся в городских переулках, где певицу и видели в последний раз. Менеджер по продаже межкомнатных дверей, узнав, что у него, как и у его отца, а еще у родного дяди, отца брата, гепатоцеллюлярная карцинома, то есть рак печени, выбросил медицинскую карту вместе с направлением на дополнительные анализы в урну и отправился на работу, предпочтя сделать вид, будто нет у него никакой гепатоцеллюлярной карциномы, буду жить как жил и пить как пил, и никому ничего не расскажу, и это тоже был рецепт, каким образом совладать, хотя бы временно, с проклятым раком, а уж сколько менеджер по продаже межкомнатных дверей после этого прожил, и главное, как, оставалось только гадать. А еще был мужчина с лейкозом, летальность заболевания не выше десяти процентов, в автокатастрофах гибнет больше, который, выйдя из кабинета врача, поднялся на последний этаж больницы, открыл окно и прыгнул вниз, на больничную парковку, упав между машин, и на следующий же день, по приказу главврача, в онкоцентре заколотили все окна. Нет, здоровому не понять больного, повторил он вслух, вспомнив тело на парковке, которое спешно накрыли какой-то простыней.

Когда ей все же стало лучше, он принес немного еды из ресторана, и она наконец-то поела, сказав, что у всего изменился вкус, куриный бульон показался сладким, а кисель как вода, и он заметил, что в ее лице после болезни появилось что-то новое, что он пытался уловить, но так и не смог, хотя она снова улыбалась и шутила, что поражало его больше всего, и откуда только у нее силы на шутки. В супе ей попался перец, и, раскусив его, она широко открыла рот, чтобы остудить обожженный язык, моя няня говорила мне, что если загадать желание и съесть перчинку из супа, то оно обязательно сбудется. И что же ты загадала. Дожить до старости и съесть пирог с голубикой, какая разница, что загадывать, если это все равно не исполнится, а впрочем, всегда есть надежда, правда ведь. Давай договоримся, что ты начнешь потихоньку вставать с постели и ходить, хотя бы по номеру и с палочкой, а когда мы выберемся отсюда, то я, обещаю, что-нибудь обязательно придумаю, хотя бы насчет пирога с голубикой, и чего тебе так приспичило его съесть.

Сначала она не могла сделать и пару шагов, если он не держал ее, даже трость не помогала, но потом уже вставала сама, пять шагов от кровати до окна, шесть от стены до ванной комнаты, затем начала выходить в коридор, а он, оставляя дверь в номер открытой, прислушивался, как она стучит мягким резиновым наконечником трости по ковру, а затем, громче, по полу, и тогда он понимал, что она дошла до конца коридора и сейчас повернет в обратную сторону: тук, тук, тук. Им нельзя было долго оставаться в одном месте, за ними, дыша в затылок, шли полиция и смерть, и как только он понял, что она сможет выйти сама, без его помощи, из гостиницы и пройти еще пятьдесят метров до того места, где будет ждать такси, он взял портфель с деньгами и сказал ей, все, детка, пора. Достав приготовленный конверт, написал адрес бывшей, указав в качестве обратного гостиницу, все равно их здесь уже через десять минут не будет, наклеил марки, удобно, что теперь их не нужно лизать, как раньше, и вложил внутрь купленные бусы из сушеных ягод. Почтовый ящик был в холле, большой, синий, с прорезью, на нем было написано, что выемка писем проводится по вторникам и четвергам с одиннадцати до часу дня, а значит, завтра его письмо уже заберут. Он представил, как бывшая удивится, получив конверт, ведь в москве уже совсем не пишут писем, да и нигде, наверное, не пишут, зачем, если есть электронная почта, и почему-то подумал, что, когда он умрет, у нее останутся эти сушеные ягоды на нитке, и, не будучи сентиментальной, бывшая все же сохранит бусы на память, повесит на уголок зеркала в спальне и, глядясь в него, будет видеть их краем глаза, а значит, будет вспоминать его самого, и почему-то от этой мысли у него стало сладко во рту, словно он попробовал одну из ягод на вкус.

Вы уже получили свои вещи, спросила администраторша, когда он и она спустились в холл, направляясь к выходу, вы так давно живете здесь без документов, что у меня могут быть проблемы, прикрыв рот ладонью, прошептала женщина, уже чувствовавшая, что влипла с этими странными постояльцами в какую-то историю, но пока не знала, в какую. Как только вернемся с прогулки, уладим все формальности, помахал он рукой на прощание, зная, что больше не вернется. Он всегда носил с собой свой портфель, даже на завтрак, у знаменитостей свои причуды, так что у женщины не вызвало подозрений, почему он сжимал его под мышкой, а его дочь, обмотавшая лицо шейным платком, чтобы марлевая повязка не вызвала ненужные вопросы, не взяла с собой ничего, кроме трости, без которой не могла идти. Дул северо-восточный ветер, и весь город затянуло дымом и туманом, так что когда администраторша, поправляя прическу, посмотрела в окно, то увидела, как мужчина, знаменитый писатель без имени, и опиравшаяся на трость девушка, которую он звал дочерью, брели в тумане, словно безногие призраки, растворяясь в нем все больше и больше, и вот уже были видны только головы, а вот уже не было и голов, как будто и их самих не было. Спустя несколько недель, за ужином, когда ее муж смотрел вечерние новости, в криминальной хронике снова показали портрет похитителя, в связи с новой информацией о его возможном местонахождении, и администраторша, вскрикнув, узнала его и спросила саму себя, неужели ничего подозрительного не показалось ей в этой паре, но, пожав плечами, сама себе ответила, пожалуй, что нет, ничего, а впрочем, его привычка то и дело трогать грудь была странноватой, вот, пожалуй, и все.

Треть своей жизни мы спим, думал он, десять лет проводим на работе, два года в очередях и пробках, несколько лет тратим на еду, несколько — на просмотр рекламы и чтение этикеток на продуктах, еще несколько — на хождение по магазинам, в том числе и тогда, когда ничего не собираемся купить, всего сорок восемь дней своей жизни занимаемся сексом и целуемся только четырнадцать, зато десять-пятнадцать лет сидим на диете, девяносто два дня проводим в туалете, годы уходят на пустые разговоры, поездки в транспорте, чтение газет, содержание которых устаревает быстрее, чем пожелтеет бумага, и все свободное время думаем, как его убить, и кто скажет, сколько часов, недель и дней ломаем голову по этому поводу, и, не найдя ничего лучше, целый месяц в году смотрим сериалы, три-четыре сезона в каждом, много хороших рецензий, рекомендации лучших друзей и актеры, полюбившиеся по другим сериалам. Да, ему осталось немного, а ей совсем ничего, но если выбросить все лишнее, из чего складывается жизнь, ненавистную работу, стояние в пробках и очередях, просмотр плохих фильмов, хождение по торговым центрам, пустые разговоры, чтение этикеток и рекламных афиш, оставив только выжимку жизни, ее концентрат, то получится, что у приговоренных времени не меньше, чем у остальных, а то и больше, если, конечно, правильно им распорядиться, не растрачивая на пустое.