анархистов, но и привлечь активистов анархо-синдикалистских профсоюзов и всех их организаций для работы с населением. При этом особое внимание товарищи, для которых анархия была мамой порядка, сосредоточили на кораблях военно-морского флота. Традиционно (практически в любой стране) именно матросы становились ударной силой анархистов самых разных мастей и направлений. Чем-то им идеи существования вне государственной системы оказались близки по духу. Может быть потому, что в каждом моряке затаился пират. У кого лучше, у кого хуже?

Первого февраля этого года на меня неожиданно вышел «дон Диего», он же Марко Локкерини, человек, возглавляющий аналитическую службу корпорации Ротшильдов. Я рассчитывал, что наша встреча состоится несколько. Сейчас она была, как бы вам сказать, немного не в струю. Но раз мистер Локкерини нашёл всё же возможность перекинуться несколькими словами, то надо ему уделить чуток внимания. Опять не высплюсь! Впрочем, во время всей испанской командировки времени на выспаться у меня не было и дня. Даже, когда очутился под арестом, так и там, суки, спать не давали. И это я при встрече господину Марко обязательно напомню! Я не злопамятный, просто память у меня слишком хорошая.

И в тот же самый день на меня вышел человек от генерала Миллера. И ему надо было уделить внимание. Ливийский проект нельзя оставлять без присмотра. И как впихнуть в этот день невпихуемое? Ответ: никак! Перенёс встречу с эмиссаром белогвардейцев на завтра, пусть не обижается. А мне пора в ресторан Сабрино де Ботин. Как я, наверное, уже упоминал, один из старейших ресторанов Европы. Правда, не так давно хозяева сделали ему небольшой ремонт и чуть подновили интерьер, но дух старины заведение не только не утратило, а напротив, чрезмерно бросалось в глаза. Но опять же, я в ресторанном бизнесе не эксперт, и не самый большой ценитель утонченной роскоши. В мое время была модной песенка французской певицы ЗАЗ (неужели ее творческий псевдоним расшифровывался как Запорожский Авто Завод?) «Je veux» (Я хочу)[1]. Вот где-то такой взгляд и у меня на все эти «роскошные штучки-дрючки». Помню, как выглядел самый первый ее клип на эту песню: девочка в каком-то необъятном вязаном свитере прямо на мостовой вместе с музыкантами, одетыми в обычную одежду поет эту замечательную песню, при этом весь ее вид — я своя, я из самых простых парижан, вот такой эффект имел этот клип. Влюбился с первой ноты, а ведь там еще и весьма оригинальный голос, с легкой хрипотцой, придающий ее песням особый шарм. Извините, отвлекся. На ZAZ позволительно.

В ресторане меня, естественно, страховали. Но Марко приехал один, чем меня и удивил, и обрадовал. И первые слова его были извинением за непродуманную схему общения, которую он выбрал в первый раз.

— Марко, а давайте сыграем в открытую?

— В смысле? — удивился Локкерини.

— Поговорим честно — максимально честно. Это поможет нам найти точки соприкосновения. Я ведь уверен, что вам что-то от меня нужно.

— Вы правы, Мигель. Я, конечно, не удивлён, что вам удалось выяснить кто я и чем занимаюсь. Это верно, у меня есть о чём с вами переговорить.

— Неужели вы проверили информацию, которую я передал?

— Несомненно. И понял уровень вашей компетенции. Прошу прощения — я недооценил вас. Это ошибка, которую я совершил из-за недостатка информации. Теперь мне удалось расставить все по своим местам.

— М… И?

— И я понял, что вы не станете ни моим сотрудником, ни агентом влияния. Хотя второй вариант для меня был бы предпочтительнее. Поэтому… предлагаю партнерство. По некоторым позициям мы хотели бы иметь ответы на вопросы, которые важны нашей организации.

— И что я получу взамен? Кроме вашего хорошего отношения? Сразу оговорюсь, предлагать мне деньги бессмысленно.

— Да я и не сомневаюсь. Вы, русские меня поражаете. Вы согласны терпеть дискомфорт и жуткие неудобства ради великой цели. А если эта цель обманка?

— Любая цель — обманка, Марко. Любая провозглашенная цель. Это звучит слишком цинично?

— Да, неожиданно. Вы не верите в коммунизм?

— Как в великую цель — верю. Как в ближайшую реальную перспективу — нет.

— И как можно с такой идейной подоплекой что-то строить?

— Сила — в вере, Марко. Самые страшные войны — религиозные. Оцените коммунизм как новую религию и вам всё само по себе станет по местам.

— Это жёстко. И это требует нашей переоценки. Я подумаю над этим вопросом.

— Хорошо. Итак, что вас так волнует? Мистер Локкерини, я весь внимание.

Ловлю себя на том, что наш диалог начинает мне приносить удовольствие. Это вроде партии в шахматы — соревнование интеллектов, ловушки, атаки, защита, недомолвки, паузы. Ладно, посмотрим, куда меня эта партия заведёт.

— Моих нанимателей волнует перспектива вложений в экономику СССР. Точнее, финансовое обеспечение наших инвестиций. У вашей страны не очень хорошая репутация в деловых кругах. Вам не доверяют. Но перспективы инвестиций завораживают.

— То есть бароны заинтересованы в инвестициях в СССР, но при этом чего-то опасаются? Я правильно понимаю. При этом в делегации бизнесменов, которые приезжали для ведения переговоров ваших представителей не было.

— Наших официальных представителей не было. — уточнил мой оппонент.

— Хм… значит, кто-то играл роль доверенного лица и задавал нужные вопросы. Хорошо. И что же вас интересует.

— Гарантии инвестиций.

— Как я понимаю, моего честного слова будет маловато? — пошутил я. Марко сначала посмотрел на меня, как на идиота, а потом понял, что это шутка и улыбнулся.

— Мигель, прошу, не ставьте меня в дурацкое положение. Я чуть было вам не поверил.

— Хорошо, что не поверили. Моё слово, конечно, что-то да значит. Но решает у нас в стране только Политбюро. И решающий голос по всем вопросам лично у товарища Сталина. И не надо думать, что есть какая-то персона, которая может повлиять на принятие решения в вашу пользу. Чем больше вы потратите ресурсов для приобретения агентов влияния — тем больше будете разочарованы. В ближайшей перспективе. Можно, конечно, приобрести такого агента и законсервировать его до того момента, когда вождя не станет. Все