Впрочем, дело не только в манере одеваться. Шумная публика, собравшаяся на премьеру, была совершенно незнакома Пустельге. Зато Ахилло чувствовал себя словно рыба в воде: раскланивался, пожимал руки, шутил и несколько раз знакомил Сергея с какими-то весьма представительными гражданами. Пустельга механически, по профессиональной привычке, запоминал фамилии, но радости это не доставляло. Здесь он был чужаком.

Очутившись в зале, Сергей с облегчением нашел пятый ряд и сел в кресло. Ахилло не спешил, беседуя с очередным знакомым. Наконец, когда до начала оставалось не больше трех минут, он присел рядом, держа в руках две программки.

– Вся Столица тут, – сообщил он довольным тоном. – Охрану заметили? Говорят, Ворошилов здесь. Он часто на премьеры ходит.

– А товарищ Сталин? ~ не удержался Сергей. Ахилло усмехнулся:

– Ну, даже если он и здесь, нам не скажут… Но не думаю… Ага, вон и Бертяев…

Он кивнул в сторону одной из лож. Сергей с интересом обернулся.

Знаменитый драматург стоял у низенького барьерчика. Большие белые руки неподвижно лежали на перилах, красивое холодное лицо было бесстрастным, словно окаменевшим. Казалось, все происходящее не имеет к нему ни малейшего отношения и Афанасий Михайлович оказался среди этой шумной публики совершенно случайно.

– Барин, – усмехнулся Михаил. – Фрак видели? Он, наверно, единственный в Столице фрак носит.

Ахилло не ошибся. На Бертяеве был фрак – одежда из давно сгинувшего прошлого. Странно, но на этом человеке фрак смотрелся совершенно естественно. «Сидит как перчатка», – вспомнил Сергей фразу из какого-то романа. Да, Афанасий Михайлович был явно неординарной личностью. И не только из-за фрака. Сергей вдруг понял, что каменное спокойствие этого человека – напускное. Бертяев еле сдерживался, но какие чувства заставляли этого человека волноваться. Пустельга не мог определить. Он лишь ощущал силу – неожиданную, мощную, идущую от неподвижной фигуры.

– Хорош, – вновь констатировал Ахилло. – Делает вид, что ему все равно…

Сергей кивнул, желая поделиться своими наблюдениями, и тут заметил, что неподвижное лицо Бертяева на миг изменилось. На тонких бледных губах мелькнуло подобие улыбки, Афанасий Михайлович приветливо кивнул – и лицо вновь застыло.

Те, с кем он поздоровался, как раз проходили к своим местам. Мужчина высокий, широкоплечий, в прекрасно сшитом дорогом костюме с орденом Ленина на муаровой ленте, и женщина в темном платье. Сергей вначале не обратил на нее особого внимания, привычно отметив то, что она блондинка, высокого роста – как раз в пару со своим спутником, одета дорого, но не крикливо. И тут, проходя к своему креслу в третьем ряду, женщина внезапно обернулась. Их глаза встретились, Сергей невольно открыл рот, сглотнул и зачем-то поправил галстук. На лице у женщины появилась улыбка. Пустельга вдруг сообразил, что вид у него, наверно, совершенно дурацкий, и постарался улыбнуться в ответ. Вышло еще хуже. Пустельга поспешно отвел глаза. Это было ужасно: он, в старом костюме, со своей привычной стрижкой «полубокс», в немодном узком галстуке ~ да еще с разинутым ртом… Господи, какой позор! Если б он знал, что встретит здесь ее, то надел бы, конечно, форму, да еще не забыл бы обе медали, полученные в Средней Азии. Хотя к чему это? Пустельга невольно зажмурился, представив ее улыбку, и ощутил свою никчемность. Нет, лучше было идти в ТЮЗ, на спектакль «Кулак и батрак»!

– Мужика видели? – Ахилло, похоже, не обратил внимания на то, что обрушилось на его командира. – С орденом Ленина?

– Ага… – слабо отозвался Пустельга. – А… КТО ОН?

– Артамонов. Личный пилот товарища Сталина. Самолет «Сталинский маршрут» слыхали? Только, чур, – я ничего не говорил…

– Это… он с женой? – не удержался раздавленный случившимся Сергей.

– Конечно. С чужими женами во МХАТ на премьеры не ходят. А что, понравилась?

– Да я не заметил… – нагло солгал Сергей, почувствовав себя совсем кисло. Жена личного пилота самого товарища Сталина… «Сталинский маршрут»… Ну конечно, чего же он ожидал? Явился в калашный ряд…

…К счастью, свет в зале медленно начал меркнуть, прозвучал третий звонок, и можно было наконец сосредоточиться на спектакле.

Это удалось не сразу. Перед глазами стояла та, которую он только что увидел. Сергей чувствовал себя глубоко несчастным. Нет, такая женщина даже не станет разговаривать с глухим провинциалом, родившимся на окраине Харькова, выучившимся читать только в девять лет и всю жизнь служившим где-то в Тмутараканях.

То, что он был сотрудником НКВД, лишь усугубляло дело. Люди, как правило, реагировали на это учреждение однозначно. Нет, думать об этом не стоило, тем более спектакль уже шел…

Вначале Сергей не понял, о чем ведут речь герои. Отвлекся – и пропустил завязку. Молодая женщина о чем-то говорила мрачному насупленному парню. Пустельга заставил себя вслушаться – и начал кое-что соображать. Это были брат и сестра, его звали Артем, ее – Нино. Ага, кажется, ясно: парня уволили из мастерской, и он разругался с хозяином. Кажется, дошло до рукоприкладства… Актеры играли неплохо – чувствовалась знаменитая мхатовская школа. Можно было не вслушиваться в слова, а лишь воспринимать музыку голосов, паузы, тихий, но слышный даже в задних рядах шепот…

Артем, похоже, начал успокаиваться, и тут обстановка изменилась. Резкий стук – и в комнату ворвались трое в знакомых по книжкам мундирах. Хозяин мастерской все-таки пожаловался в полицию. Артема схватили и, несмотря на мольбы и просьбы сестры, увели в глухую ночь…

Выглядело впечатляюще – Сергей даже поежился. Правда, удивила одна странность. Парень поругался с хозяином, ударил его – это, в общем, мелкое хулиганство. А за ним, насколько следовало из увиденного, пришли не полицейские, а жандармы, которые занимались отнюдь не хулиганами. Впрочем, эта странность была не замечена зрителями. Возможно, так требовалось для сюжета.

Действие поменялось. Теперь на сцене был кабинет Кутаисского жандармского управления. Пожилой полковник беседовал с молодым, но явно из «ранних» офицером. Речь шла о том, что в местном подполье появился Некто, который организует рабочих и готовит всеобщую забастовку. Поймать его не удавалось, и полковник негодовал. Молодой, но ранний офицер обещал помочь.

Сергею внезапно стало интересно. Как бы поступил он сам на месте этого царского сатрапа? Наверно, попытался бы внедрить в подполье своего человека. Подготовка к забастовке вела к неизбежной активизации нелегалов и требовала новых людей…

Словно в ответ на это, на сцене появился арестованный Артем. Полковник исчез, а молодой офицер приступил к допросу. Пустельга поразился: актер играл не просто хорошо, он играл профессионально. Сам бы Сергей не смог провести допрос лучше. Конечно, актер был молодцом, но текст – такой настоящий – написан не им! И Пустельга впервые оценил Бертяева. Ай да драматург! Интересно, сам ли он это придумал – или помогли неведомые консультанты?

Допрос между тем переходил в вербовку. Офицер умело грозил, намекая на ожидающую Артема многолетнюю каторгу, говорил об остающейся без помощи сестре и аккуратно подводил к главному – чтобы молодой парень помог найти этого Некто – тайного вождя рабочих. Найти – и убить.