Признаться, я и сам не заметил, как за размышлениями оказался в верхней точке города – на самой вершине холма Ликавитос, под белеющими в сумерках стенами капеллы Святого Георгия. Передо мной открывалась великолепная панорама ярко освещенных вечерних улочек и площадей вечных Афин. На мгновенье я замер, потрясенный этой волшебной картинкой, и почти тут же меня вернул к действительности негромкий и приятный баритон, неожиданно прозвучавший за спиной:

– Удивительный вид Афин, не правда ли? – Реплика прозвучала на французском. – Я влюблен в этот город. Правда, не могу сказать, что с первого взгляда – первый раз Афины показались мне чересчур жаркими и грязными, а вот со второго взгляда я кожей ощутил века великой истории Эллады.

Я обернулся. Рядом со мной стоял Томми Дорсэ. Признаться, его появление было не менее удивительным, чем волшебный вид Афин, – ведь только вчера я видел его в компании отца перед самой посадкой на парижский рейс.

Словно прочитав мои мысли, гениальный режиссер усмехнулся:

– Вижу, вы удивлены. Вы были уверены, что я вернулся в Париж? Признаться, я тоже был уверен, что возвращаюсь домой. Но в последний момент вдруг защемило сердце: я понял, что не хочу покидать Афины, хочу еще немного побродить по площадям и улицам. Кроме того, ведь еще не раскрыта тайна нашего преступления. А как сказано в одном прекрасном романе, «в любой загадке таится энергия, и тот, кто ищет ответ, этой энергией питается».

Он задумчиво посмотрел на перспективу города.

– Совершенно ясно, что следователь Тифис останется голодным. – Его голос звучал удивительно мирно и спокойно. – А вот я желал бы сполна насытиться ответами на все вопросы. А вы?

Что я мог ответить? Признаться, и появление Дорсэ, и его монолог совершенно сбили меня с толку. Я настолько привык воспринимать режиссера как молчаливого и добродушного толстяка, неповоротливого и вечно малость сонного, что теперь, когда вдруг выяснилось, что парень не хуже меня увлечен детективной линией событий, ощутил некую растерянность.

Между тем монолог моего неожиданного компаньона продолжался. Фигуру Томми скрывала ночная тьма, а потому в какой-то мере он стал для меня голосом, рисующим свою теорию преступлений.

– Вы знаете, самая замечательная жизнь – это жизнь-омлет, в которой чудесно перемешаны фантазии и грубая реальность. К примеру, это убийство, первым шагом к которому была странная история с клубком змей… Впрочем, если хорошенько подумать, то особой странности как раз и не было – то было лишь начало в игру богов. Древние боги греческого Олимпа словно бы стали нашептывать простым смертным свои подсказки и шахматные ходы.

Вместе с голосом Томми, казалось, усмехнулись и многочисленные звезды, сверкающей сеткой покрывающие бездну неба.

– Как известно, у Медузы горгоны змеи росли на голове, а тут оказались перед прототипом горгоны на блюде – не слишком удачное решение, и, тем не менее, это сработало. Вспомните, как отчаянно визжала бедняжка Жанна! Мне до сих пор кажется, что от ужасного вопля волосы на ее голове и впрямь ожили, на какое-то мгновенье став подобием змей!

Негромкий добродушный смех рядом со мной – кажется, Томми даже потер от удовольствия руки. Я слушал приятный баритон, ощущая себя неразумным школяром, которому учитель объясняет нехитрые правила сложения один плюс один.

«Вот так, вспоминая простые эпизоды, великий Дорсэ запросто приведет меня к правильному ответу на вопрос «Кто убийца?»

Между тем Томми словно цитировал все мои бесконечные монологи последних дней на тему древнегреческих мифов.

– Как известно, огненноволосая горгона погибла – Персей отсек ей голову ударом меча. Немаловажный факт: Персей лично никак не был заинтересован в ее убийстве, его, говоря современным языком, просто наняли – дали задание совершить подвиг. И он его совершил. Так что в нашем случае не столь важно, кто именно исполнил роль Персея. Гораздо важнее понять, кто был заказчиком.

Голос Дорсэ, повторявший ход моих собственных размышлений, звучал мягко и одновременно убедительно, а я в буквальном смысле слова весь обратился в слух. Когда прозвучала фраза о заказчике, после которой наступило молчание, которое словно само по себе звучало не менее убедительно, я заволновался, как если бы у нас решались судьбы мира.

– Полагаю, вы уже знаете, кто этот заказчик?

Елена? Димостасис? Серж?..

Наверное, мой голос чуть дрожал и звучал по-детски взволнованно. Признаться, мне было все равно, чье конкретно имя сейчас прозвучит, главное – побыстрее услышать ответ.

Дорсэ подошел ко мне поближе, превратившись из голоса в конкретного человека и взглянув на меня темными прищуренными глазами за смутно блеснувшими стеклами очков.

– Мне кажется, я действительно знаю нашего заказчика. А вы, Ален? Неужели до сих пор не догадались?

– Я… Я не уверен.

Неожиданно он рассмеялся тихим негромким смехом.

– Но все так просто! Вспомните, кто был заказчиком Персея в мифах?

Я пожал плечами.

– Не слишком симпатичный царь Полидект, который мечтал соблазнить мать Персея, для чего и отправлял сына на подвиги.

И вновь Томми негромко рассмеялся:

– Все правильно. Это классическая версия. Но есть и другая, более древняя: Медузу заказала убить Афина. Сначала Афина превратила волосы красавицы в змей – в качестве наказания, потому что дерзкая осмелилась соревноваться с богиней в красоте. А когда Медуза совершила грех прелюбодеяния с Нептуном в храме Афины, тем самым осквернив его… Тут уж она сама подписала себе смертный приговор.

Афинская ночь начинала стремительно кружить мне голову. В тот момент нашей негромкой беседы я вдруг ощутил себя без вина пьяным – в голове словно зазвучали торжественные хоралы под еле слышную музыку органа. А может, то был тихий плеск морских волн? Я летел в теплом воздухе по кругу бесконечной карусели, улыбаясь собственной наивности и недальновидности.

Передо мной появилось лицо Дины – ее удивительные глаза, тонкий рисунок чуть приподнятых бровей…

– Погодите, – цапнул я Томми за плечо, словно пытаясь остановить головокружительную карусель. – Но ведь вы говорите не о Дине? Дина играла роль богини Афины… Но ведь она не могла…

В теплой темноте афинской ночи славный толстяк дружески похлопывал меня по плечу и все так же негромко смеялся.

– Почему же не могла? Каждая женщина может быть жестокой в борьбе за свое право. Дина отомстила глупой Жанне. Если бы Жанна так нагло не афишировала свою победу, возможно, она и осталась бы в живых.

– Победу? – Бесконечное кружение продолжалось. – Погодите, о чем вы говорите? Дина и Жанна – что им было делить?

– Как что? Роль в моем следующем фильме. Я ведь честно сообщил бедняжке Дине, что она, увы, совершенно не подходит на главную роль. А вот Жанна при всей ее агрессивной глупости подходила просто идеально! Роль немой. Ей нужно было просто двигаться в своем грубоватом стиле и изредка мычать.