обе эти просьбы, поблагодарил звонившего и положил трубку. Инспектор Райт, который не умел подолгу сидеть спокойно, барабанил пальцами по столу дробь.

— Что же, это ваша добыча, — сказал он. — Вы расследуете дело о клевете для издателей и теперь получили зацепку. Жмите на Стивена Протеру изо всех сил. Но убийства не касайтесь. Откровенно говоря, мистер Стрейнджуэйз, тут я не согласен с вами, у нас пока что нет ни малейших улик.

Минут через десять Найджел был уже в издательстве. Мириам Сандерс сообщила ему, что мисс Уэнхем желает его немедленно видеть. Отложив объяснение со Стивеном Протеру, он пошел к ней.

В это утро светило солнце. Лучи его, косо падая из высокого окна, расцвечивали яркий эскиз суперобложки и зажигали золотое тиснение корешков на верхней полке книжного шкафа. Однако утренний свет не красил Лиз Уэнхем. Ее седые волосы и обычно такие живые глаза сегодня казались тусклыми, кирпично–розовые щеки посерели. У нее был выцветший вид сельской жительницы, долго просидевшей в душном помещении.

— А вот и вы, — приветствовала она Найджела, как всегда с такой интонацией, в которой слышалось: «Где вы пропадали?»

— У вас усталый вид, — сочувственно заметил Найджел.

— У вас был бы такой же, если бы вам пришлось везти этот воз практически в одиночку. Артур половину времени занят процессом о клевете. А Бэзил, видно, совсем спятил, никак не может сосредоточиться. Будь она проклята, эта женщина! Просто не знаю, что бы я делала, если бы не Стивен!

— Он держится хорошо?

— У него есть характер. Стивен не может рухнуть.

— Никогда?

— По–моему, он за десять лет не пропустил ни единого дня, за исключением праздников. — Она вдруг замахала перед носом у Найджела пачкой бумаг. — Сколько раз я вам говорила, что заказы на подписку надо печатать отдельно?..

— Да, мисс Уэнхем. Извините.

Бесшумно вошедшая секретарша схватила бумаги и выбежала из комнаты, словно ее вынесло сквозняком.

— Дурочка! Совсем голову потеряла. Когда этот инспектор оставит нас в покое?

— Наверное, когда арестует кого–нибудь.

На секунду ясные глаза Лиз Уэнхем застыли от страха или тревоги.

— Какая чепуха! — мужественно объявила она. — Одного из нас? Просто нелепость. Ваш инспектор, он что, фетишист?

— Простите?..

— Вчера вечером он явился ко мне и стал рыться в шкафу с обувью, — негодующе пояснила Лиз. — От этого даже я могу заболеть.

— Наверное, он искал галоши.

— Галоши? Господи спаси! В жизни их не носила! При чем тут галоши?

— Убийца был в галошах. Чтобы не промочить ноги, — сухо пояснил Найджел.

— Ах да. Помню, вы об этом говорили за обедом. Но неужели ваш инспектор думает, что… тот, кто это сделал, поставит галоши обратно в шкаф? Ерунда… О чем бишь я говорила, когда эта идиотка…

— Вы говорили, что Стивен Протеру за десять лет не пропустил ни единого рабочего дня. А по виду он вовсе не такой уж здоровяк. Неужели он никогда не болеет?

— Лет десять назад у него случилось что–то вроде нервного расстройства… — Лиз Уэнхем произнесла слово «расстройство» осуждающим тоном. — Отсутствовал неделю или две. Но это было в первый и последний раз.

— Переработал?

— От работы не болеют. Наверное, какие–то душевные переживания. — Тон ее явно показывал, что душевным переживаниям она сочувствует ничуть не больше, чем нервному расстройству.

— Это было в сорок седьмом году?

— Не понимаю, почему это вас интересует? Но все же. В сорок седьмом? Помню только, что это было в тот год, когда мы выпустили «Погребенный день». Стивен его редактировал. Выпуск книги задерживался из–за его болезни. — Лиз повернулась и сняла книгу с полки за спиной. — Вот. Да, это было в сорок седьмом.

Найджел напомнил Лиз Уэнхем, что она зачем–то хотела его видеть.

— Ах да. Два дела. Мне бы хотелось, чтобы вы побеседовали с Бэзилом. Как я вам уже говорила, он очень мрачен и я не могу его расшевелить. Пожалуй, ему не мешает встряхнуться. А что это за разговор вы завели тогда вечером насчет рокингемского сервиза Артура? — продолжала она, пристально глядя на Найджела. — Вам удалось вывести его из равновесия.

— Разве после моего ухода эта тема обсуждалась снова?

— Нет. Но когда вы что–то сказали насчет Рокингема, о котором упоминает в автобиографии Майлз, Артур был раздосадован — я заметила. Нет, после вашего ухода, должна вам откровенно сказать, Артур сразу заговорил о том, что пора с вами расплатиться. Мы вам крайне признательны за помощь во время этого полицейского следствия, однако…

— Понимаю. Хотя история с «Временем воевать» все еще не разгадана.

— Мне казалось, что вы тут зашли в тупик.

— Было дело. Но вчера я получил новые сведения. По–моему, теперь я знаю, почему верстка была подправлена. А раз известно «почему», можно узнать и «кто».

Тут зазвонил телефон, и Лиз Уэнхем сцепилась с литературным агентом на другом конце провода. Схватка обещала быть долгой, поэтому Найджел поднялся и пошел в кабинет Бэзила Райла.

Молодой человек был несомненно подавлен. Он сидел, уставившись в пустоту, и, кажется, даже не сразу узнал Найджела. Глаза повернулись в сторону посетителя так медленно, как будто это стоило Бэзилу громадных трудов.

— Вы, я вижу, совсем расклеились, — сказал Найджел. — А не взять ли вам на несколько дней отпуск?

— Ради Бога, скажите, сколько еще это будет тянуться? — спросил Райл надломленным голосом.

— Следствие? Понятия не имею.

— Да я не о том…

— До тех пор, пока вы не пожелаете взглянуть правде в глаза, — невозмутимо заметил Найджел.

Рыжие волосы слиплись, лицо было беззащитное — в эту минуту Бэзил Райл напоминал больного мальчишку.

— За прошлую неделю я насмотрелся правде в глаза и больше не хочу ее видеть!

— Это вам кажется. Вы до сих пор пытаетесь оправдать то, как она с вами обошлась, хотите убедить себя, что она была замечательной женщиной, какой вам когда–то казалась… Нет, вы уж меня выслушайте. Знаете, что вас больше всего донимает? Не то, что вы ее потеряли. А то, что вы потеряли уважение к себе. Самоуважение дорого человеку, который, как вы, трудно выбивался в люди. В ваших отношениях с ней самолюбие было чересчур больно задето. Когда она на вас накинулась и показала свое настоящее нутро, она нанесла вашему самолюбию смертельный удар. Она вывернула наружу всю подоплеку ваших отношений, и вы, естественно, растерялись. Если она — не она, то кто же тогда я? Подобное ощущение разрушает личность. И с тех пор вы пытаетесь вернуть свое обманчивое представление о ней, потому что для вас это единственный способ вернуть самоуважение, снова стать самим собой.

— Пожалуй, вы правы, — жалобно пробормотал Бэзил.