Таким образом, и первое, и тем более второе распределение престолов между сыновьями Владимира произошли спустя значительное время после 988 года. Вероятно, второе распределение княжений имело место в 6509 году «от сотворения мира» (1001-м или 1002-м от Рождества Христова). Под этим годом сообщается о смерти Изяслава, который в известии о новом наделении сыновей Владимира землями не упоминается. (Случай Святополка, однако, свидетельствует, что отец мог оставить сына и на прежнем престоле.)

Можно предположить, что распределение княжений осуществлялось отцом по старшинству: это как будто бы следует из посажения Вышеслава, названного старшим, в Новгороде, где когда-то княжил отец. В таком случае получается, что Святополк при первом наделении княжениями получает Туровскую волость как один из старших — третий по старшинству после Вышеслава и Изяслава. Новгород, по-видимому, второй по значению город после Киева, получает старший сын — Вышеслав. Ярослав Мудрый упомянут только четвертым. Однако при втором распределении княжьих столов (после смерти Вышеслава) Новгород достается не Святополку, а Ярославу. Впервые упоминаются Борис, Глеб, Святослав, Всеволод и Мстислав. Если признавать, что последовательность упоминаний о распределении престолов в обоих случаях основана на возрастном принципе, получается, что Борис и Глеб не были младшими сыновьями Владимира, а Святополк при переделе княжений был обойден в пользу Ярослава. Однако эта последовательность вряд ли определяется старшинством. В «Повести временных лет» «сыновей Владимира перечисляют тремя разными способами: просто по именам, по рождению от разных матерей, по городам, полученным в уделы. В результате возникают несообразности. Например, вот список сыновей Владимира от Рогнеды, дочери Рогволода: Изяслав, Мстислав, Ярослав, Всеволод. Но в простом перечислении имен, в списке по уделам Мстислав идет после Всеволода. В списке по именам Ярослав поставлен впереди Святополка, а в списке по уделам — наоборот. Наверное, сами летописцы не располагали точной информацией». Неизвестно и то, какой была иерархия значимости разных престолов. Можно лишь догадываться, что Новгород считался важнее Турова. Но совсем невозможно разрешить вопрос, чей престол выше: Тмутараканский, Туровский или Владимир-Волынский.

Но реконструкция истории наделения престолами Владимировых сыновей затруднена не только из-за недостаточности и неясности летописной информации. Парадоксально, но дополнительная сложность возникает из-за того, что информации слишком много. И не только летописной[86].

Так обстоит дело с указанием Нестора в «Чтении о Борисе и Глебе», где есть такая фраза: «Таче посла и (его. — А. Р.) потомъ отець и (его отец. — А. Р.) на область Владимеръ, юже ему дасть. Святого Глеба у себе остави». Н.И. Милютенко признает, что Борис княжил во Владимире-Волынском, и переводит текст «Чтения…» следующим образом: «Послал его отец потом в землю Владимирскую, которую ему дал ». Но этот перевод уже является интерпретацией: выражение «область Владимеръ» понято как Владимирское княжество на юго-западе Руси, на Волыни (город Владимир был его столицей). Вслед за этим упоминанием о вокняжении Бориса Нестор повествует о злобе, которую начал питать к Борису Святополк: «Блаженный же Борис много милости оказал в земле своей не только убогим, но и всем людям, так, что все удивлялись милосердию его и кротости, потому что был блаженный кроток и смирен. И не стерпев этого, враг вошел в сердце брата его старшего, имя ему — Святополк. Начал он замышлять против праведного, потому что хотел окаянный всю страну погубить и властвовать один. Обдумывал он, как погубить блаженного ».

Почему Святополк так озлобился на святого после того, как Борис получил княжение? А.В. Назаренко посчитал, что конфликт между Святополком и Борисом имел подоплеку, которую на современном языке можно назвать политической. Подоплекой был передел власти, ущемивший права Святополка, а Нестор задрапировал, укрыл его житийной антитезой праведник — напитанный дьявольской злобой, ненавидящий его злодей. Ведь при создании Владимире-Волынского удела для Бориса были урезаны владения княжившего по соседству, в Турове Святополка. Но это истолкование сомнительно. Ненависть Святополка имеет другую, сугубо агиографическую, религиозную мотивировку: его подвигает на братоубийство дьявол, ненавидящий Бориса, благочестивого и заботящегося о ближних.

Посадить Бориса на волынский престол историкам затруднительно и по иной причине: престол не был вакантным — согласно свидетельству «Повести временных лет» под 988 годом, на нем сидел Всеволод. Если именно Всеволод был незадачливым конунгом Виссавальдом, который так неудачно посватался к гордой Сигрид, то вроде бы получается, что Борис получил Ростовское княжение до 994—995 годов — времени страшной смерти сводного брата. И только после гибели Всеволода вокняжился на осиротевшем волынском престоле. Но связывать дату вероятной смерти Всеволода и время вокняжения Бориса в Ростове вряд ли оправданно. В действительности летопись, сообщая о втором распределении волостей между сыновьями Владимира, едва ли говорит об одномоментном действии Владимира.

Теоретически нельзя исключать, что Борис мог получить Волынское княжение после смерти Всеволода — не важно, был ли Всеволод убит по повелению жестокой шведки или умер иначе[87]. Однако еще более вероятно, что никакого Волынского периода в жизни Бориса просто не было. Уже довольно давно, в 1910-х годах, С.А. Бугославский доказывал, а в 1940 году повторил в своей докторской диссертации: «Владимир» — имя князя, «оторвавшееся» от слова «отец», а не название города.

Преподобный Нестор сделал историкам и еще одну крупную неприятность, утверждая, что брат Бориса Глеб в Муроме никогда не княжил, а жил по малолетству при дворе Владимира в Киеве. Еще Д.И. Иловайский признал это известие достоверным. А.А. Шахматов считал, что «Чтение…» Нестора отражает самую раннюю версию летописного сказания о гибели Бориса и Глеба, находившуюся в несохранившемся Древнейшем своде 1037—1039 годов. Сообщение «Повести временных лет» под 1015 годом, что Глеб, спеша увидеть тяжелобольного отца, шел в Киев из Мурома, равно как и летописное известие под 988 годом он не считал истинными. Озадачивал странный маршрут Глеба из Мурома к Киеву вдоль берега Волги через Смоленск, несколько странной казалась и смена в пути одного транспортного средства на другое (коня на ладью-«насад», то есть на корабль с «насаженными бортами из досок). В «Чтении…» таких несообразностей нет: Глеб бежит от Святополка из Киева вверх по Днепру, но посланцы «второго Каина» настигают жертву около Смоленска. Все инновации, содержащиеся в летописи, А.А. Шахматов объяснял тем, что ее рассказ основан на народных преданиях, называвших становища Глеба на Волге. В наше время версию «Чтения…» о бегстве Глеба из Киева оценила как более достоверную Н.И. Милютенко, не приведя, однако, новых доказательств.