Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Чувствуя, как внутри все задергалось, а в желудке заворочался тяжелый ком, Олег поднес телефонную трубку к уху.
– Олег Александрович! – раскатисто, как телега, груженная булыжником, загрохотал знакомый бас. – Дорогой! Что же ты пропал? Не звонишь, не пишешь! Я уж думал, не случилось ли чего?
– Август Германович, – сдержанно ответил Олег. – Рад вас слышать. Хотел позвонить, да все никак не мог собраться. То одно, то другое…
– Ну, вот видишь, ты хотел собраться, а я собрался и позвонил. Не засиделся ли ты на отдыхе? Не пора ли в столицу?
– Пора, – вздохнул Олег. – В ближайшее время вылечу.
– Как дела-то, Олег? – участливо поинтересовался собеседник. В ухо, помимо фальшивого участия, вплетались какие-то посторонние звуки, не то свист, не то вой, словно далекий знакомый сидел у турбины самолета. В его расположенность Олег не верил ни на грош и оттого больше всего хотел прекратить разговор и впредь к нему не возвращаться.
Август Германович Джулай был не просто неким знакомым, что решил по-простецки позвонить и поинтересоваться делами Олега Куприянова. Джулай был крупным московским застройщиком, давним партнером Олега, не слишком усердно скрывающим, что хочет потопить бизнес Куприянова. Крым, который интересовал обоих, должен был помирить мужчин, превратив их в полноправных партнеров. У Джулая были деньги. Он наводнил Москву дешевыми многоэтажками, качество коих не выдерживало никакой критики, и сколотил миллиардное состояние, конкурируя с топовыми строительными компаниями, которые возводили элитное жилье и качественные высотки. Куприянов в этом отношении был мелкой сошкой, но у него было то, чего не было у Джулая: полезные южные связи. И когда возник проект крымских новостроек, Джулай, не раздумывая, решил договориться. У Олега, который вступал в строительство как полноправный партнер, таких денег не было, но после недолгих раздумий он согласился на договор с конкурентом, рассудив, что худой мир лучше доброй ссоры. Союз Куприянова и Джулая мог всерьез пошатнуть разросшееся строительное царство бизнесмена Боталова, что в одночасье отхватил самые лакомые куски, пустив в ход не только власть, деньги, но и обаяние своего единственного сына, звезды телеэкрана Егора Черского, обласканного кремлевскими политиками. Черский уже давно вошел в число звезд первой величины, ему доверяли даже правительственные концерты, так что угодить знаменитости старались многие. Пользуясь звездным статусом сыночка, Боталов выхватывал самые выгодные контракты и расширял свою империю, намереваясь раскинуть щупальца и на юг. Влепить Боталову сразу две торпеды в незащищенный бок было делом чести, однако и тут хищный застройщик оказался впереди на две головы. Незадолго до приезда Олег с неудовольствием увидел очередной концерт российских звезд, явившихся восхвалять новый мост. Вел концерт, конечно же, Черский. Так что тому, что контракт, на который они рассчитывали, уплыл прямо из-под носа, удивляться не приходилось. Отправившись в Крым, Олег был уверен в договоренностях, подкрепленных серьезными деньгами, и никак не мог ожидать, что папашка кремлевского любимчика окажется круче. Четкой убежденности, что Джулая и Куприянова обскакал именно Боталов, у Олега не было, но иных застройщиков из столицы, которых на данный момент интересовал бы Крым, Олег не знал. Хуже всего было то, что в предварительный проект, на взятки чиновникам, которых пришлось умасливать почти год, были вбуханы гигантские деньги, которые теперь каким-то макаром надо было возвращать, хотя покойный Павел и посмеивался, что никто ничего не вернет. А еще хуже было то, что почти вся сумма, почти сотня миллионов рублей, принадлежала Джулаю. Взяв у него деньги, Олег гарантировал, что проект у них в кармане. А теперь от проекта остался пшик, как и от денег.
– Олежа, ты не молчи, – почти ласково сказал Джулай в трубку. – Мне тут нашептали, что дела не так блестяще идут, как нам с тобой хотелось бы. Я уже с утра знаю, что все пошло по бороде, но ты почему-то ничего не сообщаешь, хотя должен был еще три дня назад сказать. А когда мне ничего не говорят, я начинаю психовать, Олежа, ты меня понимаешь? А когда я психую, бошки летят направо и налево, независимо от того, чьи они. Так что не раздражай меня, дорогой…
– Август Германович, – грубо прервал Олег, – я бы с вами еще поговорил, но мне ехать надо.
– Куда это, интересно, ты так торопишься? – холодно спросил Джулай, и в его голосе прорезались скрипучие ноты.
– В морг, – сухо ответил Олег.
– Рано еще, – хохотнул Джулай, но, ощутив многозначительность в молчании Олега, с беспокойством спросил: – Погоди, ты сейчас не пошутил?
– Нет.
– А что случилось?
– Жена у меня пропала, Август Германович. Сейчас тело нашли. Вот еду опознавать. Как подумаю, внутри все трясется…
Он даже сам поверил, что сейчас говорит, и поспешно отогнал от глаз возникшую картинку распятого тела Маши. Впечатлившийся Джулай вроде как поперхнулся, отчего Олег почувствовал некое злорадство. Когда партнер решился заговорить, в его голосе звучали ноты неуверенности.
– Но ты же не думаешь, что… А что случилось?
– Не знаю я, – с досадой, которую не пришлось даже изображать, сказал Олег. – Купаться пошла, когда мы уже на чемоданах сидели, и не вернулась.
– Утонула? На пляже?
– Да не знаю я! – взвыл Олег. – Труп в трех километрах нашли, не могла она сама туда прибиться, и пляж… Люди вокруг, спасатели. И партнер наш, Павел Доронин, пропал, а еще подругу Маши нашли мертвой… Хрень какая-то… Все, Август Германович, я отзвонюсь, как приеду, у меня самолет вечером…
Джулай хрюкнул, невнятно пожелал Олегу не переживать, мол, тело могло оказаться и не Машиным, а супруга найдется, загуляла или еще что… Олег сдержанно попрощался, чувствуя ликование. На короткое время он получил передышку, а может, и возможность списать долг, свалив вину на неведомых злодеев. Джулаю, конечно, будет все равно, но теперь оправдания будут более естественными, а долг… Что долг? Свои люди, как-нибудь сочтемся. То, что Джулай наверняка связал смерть Маши с рассказанными ужастиками о гибели подруги и исчезновении партнера, наверняка заставит шестеренки в его голове крутиться в нужном Олегу направлении, хотя он сам ничего не понимал.
Он вышел из номера, спустился на лифте в холл и уже направился было