Виктория, когда говорили о последнем шансе, вспомнила свою подругу Олимпиаду и решила взять ее с собой уламывать великого скрипача сказать хоть несколько слов на прощание. Один журналист – хорошо, а две журналистки – это стихийное бедствие, от которого невозможно скрыться.

Олимпиада согласилась сразу, так как чувствовала за собой вину. Если бы она не перепутала автобус, вероятнее всего, Виктория встретилась бы со своим, вернее, иностранным, скрипачом и поговорила. Теперь же встреча была назначена в аэропорту. Олимпиаде понравилось то, что подруга возлагала на нее такие большие надежды – поговорить со знаменитостью, презирающей журналистов. Уж чего-чего, а таких знаменитостей Олимпиада встречала! Один только щеголеватый начальник жилищного хозяйства как выпендривался, отказываясь с ней встречаться. Ну, и чем это закончилось?! Он подрался у себя в кабинете с корреспондентом Огурцовым, который раскопал в мусоре золотое дно.

Негонини, этот итальянец, тоже слишком много о себе воображает! Липа усмехнулась и представила, как она подойдет к нему, этому несчастному скрипачу, представится «Неделькой из Петушков», и тот рухнет перед ней на колени. Уж если и не рухнет, то она ему эти коленочки-то подобьет провокационным вопросом. Осталось только придумать, о чем бы таком его спросить. Олимпиада классической музыкой не увлекалась, памятник великому композитору в чужом городе видела впервые, да и, чего там скрывать, ничего в музыке не понимала. В отличие от нее Виктория всецело владела вопросом. Вот с нее-то и будет спрос.

Олимпиада подошла к телефону, позвонила Виктории, подтвердив время выезда. Ведь из Петушков до аэропорта нужно было еще добраться, и это время было не одним часом. Липа положила трубку и с тоской уставилась на телефон. Позвонить Стасу или не позвонить? Вчера он так обрадовался, когда она пожелала ему спокойной ночи! Сказать сегодня: «С добрым утром»? Или у него там уже рабочий полдень в самой напряженной обстановке? Липа подумала и позвонила.

Как ни странно, но ей ответил девичий голосок, сообщивший о том, что господин Дружинин находится на переговорах и говорить не может. Девица поинтересовалась, что передать господину Дружинину. Липа сказала той, чтобы она передала ему привет, и повесила трубку. Во всяком случае, она сделала все, что могла, пытаясь доказать жениху, что он ей не безразличен. Липа о нем подумала! Что уже не так мало. Теперь предстояло подумать о скрипаче. Или…

В ее светлую голову, безусловно, лезли мысли о Кудрине. Как он там? Женился или еще нет на своей сумасшедшей Верочке? Страдает по этому поводу или пьет водку? У кого Роза Викторовна просит сигаретки? Серафима Павловна, интересно, радуется, что сын женился? Вопросы жужжащим роем кружились у нее в мозгах. Олимпиада вздохнула и набрала номер Кудрина. Она не собиралась с ним говорить! Ничего подобного. Просто ей захотелось услышать его голос. А еще лучше услышать его грустный голос с нотками неудавшейся жизни, сломанной судьбы, потерянного счастья…

– Да, – обыденно сказал тот, – слушаю вас.

Олимпиада не услышала в его голосе никакого трагизма, свистнула ему в ухо и положила трубку на место. Да, она сделала все, что могла – позвонила всем. Теперь ей предстояло поехать в аэропорт. Оставалось два дня до Рождества, праздника, который она намеревалась провести со своим женихом в обстановке любви и радости. Радости без Викуськиного интервью у нее все равно не будет, так пусть же оно состоится!

Вика подпирала стенку у входа в оговоренном заранее месте.

– Его лимузин припаркуется здесь, – она глазами указала прибывшей подруге на подъезд к зданию аэропорта, где было слишком уж мало народа.

– Так сюда же никого посторонних не пускают?! – удивилась Липа, следя за взглядом Вики.

– Он не посторонний, – прошептала та, – он знаменитость. А знаменитостям можно все, что им только заблагорассудится. К тому же у него жутко дорогая скрипка Страдивари. Он играет только на ней.

– Безумие какое, – пожала плечами Липа, – возить с собой по нашим аэропортам скрипку Страдивари. Ее охранять как-то нужно!

– А ее и охраняют, – прошептала всезнающая Вика Наумова. – Только нам эта скрипка не нужна. Нам нужен сам Негонини. Действовать будем так: ты подбегаешь и кидаешься ему под ноги. Как будто он тебя случайно сбил, а я тут же оказываюсь рядом. – Вика показала на фотоаппарат. – Сделаю пару снимков и буду его ими шантажировать. Главное, чтобы ты корчилась на полу в муках и кричала, что он на тебя наступил. Ему ничего не останется делать, как пойти на переговоры, во время которых я и проведу свое интервью.

– Не нравится мне этот план, – нахмурилась Липа.

– Предложишь что-нибудь другое? – Круглое личико с курносым носиком удивленно вытянулось. Голубые глаза махнули длинными ресницами и в замешательстве уставились на подругу. – Я думала, что все логично вытекает из твоего падения.

– Я, конечно, могу упасть, – почти согласилась с ней Липа, – но не до такой же степени! На пол?!

– Ты должна это сделать ради искусства! – Вика вздернула носиком.

– Ладно, скажи лучше, что я должна это сделать ради тебя! Когда он приедет? У нас есть пять минут на то, чтобы в спокойной обстановке выпить чашечку кофе?

– Пять минут? – Вика поглядела на часы. – У нас есть полчаса. Но мы займем оставленные позиции заранее. Я стою здесь, у стенки, а ты встанешь под телевизором…

– Прикольно! – Липа оглянулась в ту сторону, где она должна была, по плану Наумовой, стоять. – По телевизору снова «Иронию судьбы» показывают! Я этот фильм в наступившем году видела раз десять! Но все никак не могла досмотреть до конца. Чем у них там все заканчивается?

– Любовью, – быстро ответила Вика, – все всегда заканчивается любовью. Или смертью одного героя, мне нравится, когда умирают сразу оба. Он и она. Так жалостливее и правдоподобнее.

– Что правдоподобнее? Что мы все умрем?! – Липа укоризненно посмотрела на подругу.

– Липа, не отвлекайся от задания! Стой у телевизора и молчи.

– Ну уж нет! Ты сказала, у нас еще есть время. Пойдем выпьем по чашке кофе, а то я с утра еще ничего не ела и не пила. Пока тряслась в электричках, жутко проголодалась.

Подруги пошли в ближайшее кафе, взяли кофе с булочками и устроились за столиками.

– Вся выпечка тебе, – прошептала Вика, пододвигая к Липе тарелку с булками. – Я на диете.

– Здрасьте вам, как будто я не на диете, – Липа посмотрела на свежие, ароматно пахнущие ванилью булочки. – Сегодня я буду не на диете. Так уж и быть, и все ради тебя, Наумова!

– Поверь, Олимпиада, я так ценю твою дружбу! – Вика преданно поглядела подруге в глаза.

– Еще бы, – буркнула та, – готова бросить к ногам залетной знаменитости мое нежное исхудавшее тело! Вот эта дружба, истинная, женская.

– Крепись, Липа, – сказала ей Вика, – и подкрепляйся. Все ради искусства!

– С Новым годом вас, девоньки! С новым счастьем! – Рядом с их столиком оказался бородатый старик в красной шубе. – Что такие невеселые сидите?! Скоро Рождество! Держите-ка мои подарочки, – и он сунул в руку Липе какой-то маленький мешочек с белым порошком. Вика получила пузырек с нашатырным спиртом. После чего старик исчез за стойкой бара.