Алан перевел взгляд на Рэя.

– К обеду выступим.

– В Роган отправятся трое послушников, – безразличным голосом проговорил Лис. – Остальные будут с вами, конт Алан Валлид. Ведь это вы поведете в бой своих людей?

Виктории показалось или в голосе парня прозвучал намек? Зная, каким может быть Алвис, она решила, что не показалось. Черт! Черт! Черт! Как соблазнительно остаться здесь, а еще лучше – сесть на корабль и убраться как можно дальше от горцев, от мести, от проклятого решения, которого она себе никогда не простит! Сказать, что она не может нарушить график, что у нее встреча, и уйти морем в герцогство. Малодушно сбежать от убийства. Нельзя убивать детей! Нельзя! А она собирается это сделать, потому что точно знает, что эти дети вырастут и придут убивать ее детей. Она ненавидела себя за жалость, ненавидела за принятое решение, ненавидела за трусость. Но конт Алан Валлид не имел права трусливо прятаться за спиной Рэя, за спинами этих мальчишек-ксенов, за спиной Хвата и его ветеранов. Не позволит она себе такого. Виктория никогда не была трусом, но сейчас она боялась. Боялась собственной совести. Оправдания вроде «это не я, это время такое» она считала для себя неприемлемыми. Полностью осознавала свою ответственность за отданное распоряжение, осознавала, что она себе этого не простит, и когда придет ее время, ответит на божьем суде за принятое решение.

– Кир Алан, у вас же еще плечо не зажило, – начал Рэй.

Да! Скажи это! Скажи, что ей нельзя в бой, что рука еще плохо работает, что конт не тренировался последние несколько десятниц! Скажи это, Рэй! Отговори своего воспитанника от глупого шага! Запрети! Не дай увидеть еще раз этот кошмар!

– Это мое решение и моя боль, Рэй. Мне нести этот грех до самой смерти, – прошептал конт по-русски, глядя в окно, на подоконнике которого примостился Лис. – Ты прав, ученик Искореняющего, я сам поведу в бой людей. Рэй, проследи, чтобы у братьев было все необходимое для путешествия, и отправь их в Роган с двумя сопровождающими. А теперь оставьте меня. Все!

Прежде чем Лис плотно закрыл дверь, она услышала, как Ворон говорит Сарху:

– Я слежу за тобой, вождь. Будь на виду, пока капитан допрашивает пленных.

Еще и пленные. Интересно, много ли? Хотя какое это имеет значение? Кто к нам с мечом пришел, тот на него и напорется. Нужно взять этот девиз и не забыть сказать Неженке, чтобы написал под гербом в зале приема. Красивыми буквами, полукругом, белым цветом на голубом. Или лучше синим? Господи, о чем она думает?

Виктория подошла к узкому окну и, упершись лбом в раму, затихла. Поплакать бы, но слез не было. Солнце уже взошло, по двору сновали люди, кто-то скидывал с крыши обгоревшую черепицу, кто-то стаскивал ее в кучу за ворота. Трупы уже убрали, и Виктория видела, как немногочисленные женщины таскают за стену дрова и хворост. На погребальный костер. Один на всех. Серый, без рубашки, с перевязанным плечом и замотанной окровавленной тряпкой головой, хрипло руководил подъемом бревна на стену. Утром выяснилось, что разрушения не такие глобальные, как показалось Виктории изначально, просто пламя в ночи смотрелось очень устрашающе. Полностью сгорели казарма и крыша левого крыла. Наместник сказал, что к холодам крышу перекроют, а вот от запаха избавиться будет намного сложнее. Надо приказать Рэю, чтобы заставил пленных работать. Пусть хоть какая-то польза от них будет, повесить всегда успеется. Серый уже послал гонцов в соседние вески за подмогой, и к обеду ожидались первые подводы с крестьянами, а пока нужно было привлекать всех здоровых людей. Справятся.

Виктория потерла уставшие глаза и всхлипнула. Ну почему ее не оставят в покое? Она просто хочет жить, растить детей, обустраивать дом, учиться и учить. Хочет принять это тело и создать настоящую семью, хочет любви. К Вадию дурные мысли! Хватит жалеть себя! Проблему горцев надо решать, и решать раз и навсегда, иначе Дару придется постоянно воевать. Кнут и пряник. Сегодня она покажет кнут, а завтра предложит пряник. Не хотелось бы приносить в этот мир геноцид, поэтому Алан Валлид попробует найти другой путь.

«Но если не получится?» – спросил женский внутренний голос.

«Вот тогда и будем думать, что можно еще сделать», – ответил ему мужской.

Странное раздвоение сознания – по половому признаку, грустно усмехнулась она.

– Позовите горцев и Серого!

Вместе с игушами пришел Ворон, он мазнул по конту ничего не выражающим взглядом потенциального убийцы и стал у стены, спрятав кисти рук в широкие рукава сутаны. Раздражает. Сарх сел на стул, с задумчивым интересом поглядывая на конта и поигрывая длинной травинкой, а Иверт примостился за спиной отца, сложив руки на груди. Он вновь замкнулся, как в первые дни их знакомства, и Виктория ничего не могла прочесть по его лицу. Ну и дьявол с ним! Она не считала себя виноватой или неправой. И плевать ей на их обычаи! Друзья так не поступают. И тут же себя одернула, словно два человека спорили в ее голове. Ну что за детсадовские мысли? Что за девичья обида? Иверт поступил верно – с точки зрения местных и их понятий о чести. Он пытался защитить, пытался как мог, как воспитан. А вместо благодарности получил презрение и обиду. Алан, у тебя вроде как не должно быть ПМС, так что это за психи?

Поток бессвязных мыслей прервал приход Серого.

– Бешеный Алан? – вопросительно поднял красивые брови Сарх, когда наместник сел за стол.

– Гривастый Волк, я хочу, чтобы ты собрал всех вождей свободных племен. Всех! Через три дня, здесь, в Осколке.

– Ты хочешь напасть на вождей?

– Нет, я хочу сделать предложение, от которого они не смогут отказаться, – увидев непонимание на лицах собеседников, Алан вздохнул. – Пока я просто хочу поговорить.

– Вожди не станут говорить с равнинником, – категорически заявил Сарх, выразительно покачав головой. – Ты не вождь, а с чужаками не ведут бесед.

Вот же жук этот отец Пауль! Ведь знал, интриган старый! Знал! Поэтому и всучил Алану племя Гадюки! Поэтому и настаивал! Вот хитрый сукин сын, но спасибо за подарок. Сочтемся!

– А с вождем племени они будут разговаривать? – Алан облокотился ладонями на стол и склонился в сторону Сарха.

– С вождем?

– Вождь Сарх Гривастый Волк, позволь представить тебе вождя Алана Бешеного Кузнечика, – голосом, лишенным эмоций, произнес Ворон. – По праву сильного он взял племя Горной Гадюки под свою руку.

Иверт стоял и откровенно смеялся. Бросив на него взгляд, Виктория скрипнула зубами. Что за дурацкое имя! И дернул же ее черт сравнить себя с кузнечиком! Нет чтобы назваться драконом! Как бы звучало – Алан Бешеный Дракон. Фу! Еще хуже.

Сказать, что Сарх удивился, – значит промолчать. Он открыл рот и вылупился на Алана, как на спустившегося с небес духа любимого дедушки. Последовали быстрый взгляд на сына, кивок Иверта, и вождь громогласно расхохотался.

Нашли себе шута, обиделась Виктория. Ну не виновата она, что постоянно влипает в какие-то истории! Вдруг становится то мужчиной, то папой, то вождем.