спине которого она сидела. Ирис узнала Тайгета, — и душу её наполнило безграничное ликование…

— … Мадемуазель! Мадемуазель Ирис!.. Ваше высочество, проснитесь! — Раздался голос служанки, и Ирис, перед тем, как открыть глаза, почувствовала, что кто-то трясёт её за плечо.

Так это был всего лишь сон… — с горькой досадой подумала Ирис, и радость в её сердце тотчас сменилась тоской.

Девушка села в постели, провела рукой по лицу, точно смахивала, как паутину, остатки сновидения, и с безмолвным вопросом воззрилась на служанку.

— Вы как-то спрашивали меня о господине Адальрике, — заговорила та с видом лукавой заговорщицы, посвящённой в сердечные тайны своей госпожи. — Так вот, мадемуазель Ирис, спешу вас обрадовать: благородный рыцарь Адальрик этим утром вернулся в замок и сейчас разговаривает со своим отцом, его сиятельством маркизом!

Щёки Ирис тут же вспыхнули от предчувствия долгожданной встречи, а её сердце забилось радостно и вместе с тем тревожно, как голубка, по неосторожности попавшая в сети птицелова. Сколько дней она грезила о красивом юноше, сколько бессонных лунных ночей томилась, воображая, как он целует и ласкает её! И вот он… здесь…

Первым желанием Ирис было тотчас написать Адальрику записку, чтобы служанка тайком передала её молодому рыцарю. Но она передумала: ей не хотелось, чтобы в их отношениях, которые сама Ирис называла первой любовью, она выступала навязчивой просительницей. И дело было не только в строгом монастырском воспитании: девушка от природы обладала гордым нравом. А с тех пор, как её заточили в замке и ей открылась тайна её происхождения, она многому научилась: и придворному этикету, и тонкостям взаимоотношений между малыми и большими сеньорами, и умению управлять своими желаниями. Отправить сыну маркиза, человека, который действовал заодно с Розмундой, письмо с просьбой о свидании, казалось Ирис глупой и унизительной затеей. То, что когда-то между Адальриком и нею промелькнула любовная искра, могло оказаться заблуждением. Конечно, она по-прежнему хранила в своей памяти первое любовное признание, а в сердце пыл того чувства, которое она испытывала к Адальрику. Но остался ли сам Адальрик верен словам, произнесённым им на берегу Брасиды? Может быть, для него то была лишь игра и теперь, узнав, что она просит о встрече, он станет смеяться над нею? А ведь ей суждено стать правительницей Фризии, а может, даже королевой Аремора…

Никогда ещё Ирис не испытывала такого волнения, как в тот день, когда узнала о возвращении Адальрика. Она была уверена, что встретится с возлюбленным уже сегодня, — и стала ждать.

Ожидать пришлось долго: целый день. Лишь когда стемнело, и Ирис, готовясь ко сну, расплетала косы (её волосы отросли, приобретя волшебый серебристый оттенок), Адальрик появился в её покоях.

Наконец Ирис наяву увидела снившееся ей лицо, те же серебристо-серые глаза, всё такие же иссиня-чёрные локоны, как бы в беспорядке упавшие на плечи. И всё же Адальрик изменился: за то время, что они не виделись, он возмужал, у него резче выступали скулы и более тяжёлым стал крепкий бритый подбородок.

В нерешительности, не зная, что сказать друг другу, молодые люди какое-то время молчали. Перемены, которые произошли во внешности обоих за время разлуки, были столь заметны и удивительны, что каждому из них казалось, будто прошла целая вечность.

— Хотелось бы мне знать, отчего наша встреча не состоялась раньше, — первой, преодолев смущение и вскидывая на юношу сияющие глаза в трепете длинных ресниц, заговорила Ирис. — Я очень огорчилась, узнав, что вы покинули замок, не попрощавшись со мной. Согласитесь, это было невежливо с вашей стороны. Разве благородные рыцари так поступают с дамой своего сердца?

— Вы, вероятно, не поверите мне на слово, но я искал встречи с вами, клянусь Великой Троицей Богов! — принялся оправдываться Адальрик. — К сожалению, на свете существуют вещи, которые намного сильнее наших желаний и возможностей. Я и сам был удивлён, когда увидел, что такой волевой человек, каким я всегда считал своего отца, добровольно подчинился влиянию другого человека. За вами, мадемуазель, был установлен строгий надзор, но прошу вас: за то, что вы оказались на положении узницы, не вините одного лишь моего отца.

— Скажите, благородный рыцарь, скажите мне правду, — выслушав ответ юноши, продолжила Ирис с невозмутимым видом, — когда вы вместе с вашим отцом отправились в монастырь, чтобы похитить меня, вам уже была известна цель этого похищения? Вы знали, чего потребует от меня мадам Розмунда и что я… незаконнорожденная дочь короля Фредебода?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

— Нет, мадемуазель, мне это было неведомо, — твёрдо произнёс Адальрик, посмотрев девушке прямо в глаза. — Когда отец позвал меня с собой в Аремор, я знал, что он едет на встречу с королём, которому я и был с честью представлен. После разговора с королём, при котором я, разумеется, не присутствовал, отец отправился повидать, как он сказал, одного «старого доброго друга». Много позже я догадался, что это было любовное свидание… Но теперь уже и для вас не тайна, что вдова короля Фредебода и мой отец — давние любовники. Я не знаю, каким был приказ короля, который должен был выполнить мой отец, когда выехал в Фризию на ваши, мадемуазель, поиски. Мне было известно лишь то, что следовало найти некую девушку, внучку короля фризов, чтобы затем сопроводить её в наш замок. Если бы я знал тогда, что вы — дочь короля Фредебода, разве осмелился бы столь дерзко говорить с вами во время нашего путешествия?

— Ах, вот как! — воскликнула Ирис, и хмурое облачко тотчас набежало на её гладкий белый лоб. — Стало быть, для вас дочь короля Аремора значит гораздо больше, нежели внучка правителя Фризии? И того признания в любви на берегу Брасиды могло не быть, знай вы тогда, что имеете честь говорить с наследницей ареморского престола, не так ли?

— Прошу вас, мадемуазель, не будьте столь строги в своих суждениях! Оба ваши титула, несомненно, заслуживают самого высокого почтения, но у тревов только один сюзерен — король Аремора, — попытался объясниться Адальрик, однако Ирис не стала слушать его.

— Ответьте мне ещё на один вопрос, — сказала она, прервав юношу. — Вы покинули Тревию, чтобы выполнить приказ мадам Розмунды?

— Я выполнял поручение маркиза Гундахара, моего отца, пусть он и действует заодно с мадам Розмундой, — признался Адальрик. — Чего бы ни требовал от меня мой отец, разве я могу ему перечить? Он — маркиз, правитель Тревии и рыцарь, он принимает решения в интересах и на благо своего народа. Да прикажи он мне отправиться за край обитаемых земель или в бескрайние пески Злодейской пустыни, прямо в тыл враждебных кочевых племён, я