У столика собрались все – официантки, повара, администратор, даже директор ресторана – представительный мужчина лет пятидесяти. Посетители с недоумением смотрели на этот представление, перешептывались с недоуменными лицами, потом в их глазах проступало понимание – «Так вот это кто!». После будут рассказывать, что обедали рядом с самим Карповым! Да-да, тем самым, писателем-миллионером! Хе хе…

Аносов смотрел на эту вакханалию с лицом, на котором застыла ироническая полуулыбка. А потом, когда все закончилось, с искренним (или не очень) сочувствием сказал:

– Да, тяжела ваша писательская доля! Эдак и не напорешься, не поваляешься пьяным на лавочке! Завтра же все газеты будут шуметь, что видели известного писателя пьяным, спящим на улице!

– Можно подумать, ты постоянно нажираешься и спишь пьяным на улице! – фыркнул я, и Аносов ехидно ухмыльнулся:

– Нет, не нажираюсь и не валяюсь, но могу это сделать! А вот тебе – нельзя! Я свободнее! Я нищ, гол и бос, но свободы у меня больше!

– Вот не бреши, а?! Гол он и бос! – не выдержал, расхохотался я – А у кого белая «волга» в гараже стоит?! Кто зарплату получает со всеми надбавками вдвое больше, чем генерал армии?! Ты и не тратишь ее ни черта! И зачем тебе деньги?

– Не за чем – грустно кивнул Аносов – Ты верно сказал, я почти и не трачу. Не на что. Питаюсь я в столовой Дачи, выпивать не выпиваю, бабы у меня нет…куда тратить? Знаешь…я иногда вот задумываюсь…а зачем живу? Вечером лягу в постель, вокруг тихо-тихо…ты замечал, как на Даче тихо?

– Еще бы не замечал! – усмехнулся я – Если сам и дал вводную строителям сделать так, чтобы в домах и казарме было тихо. Там стены снаряд не прошибет, какие к черту звуки?!

– Так вот – продолжил Аносов демонстративно не заметив моего пассажа – Лягу, и думаю, на кой хрен миру такой пустоцвет как я? Жизнь пошла под уклон. Пока еще я силен, быстр, соображаю хорошо, но дальше что будет? Одинокая старость. Болезни. Лежишь, помираешь, и некому тебе даже стакан воды подать. И только когда завоняешь, разлагаясь, соседи почувствуют запах, позвонят в милицию, дверь сломают, и найдут меня, изъеденного червяками. Нахрен никому не нужного – кроме них.

– Спасибо! Как раз к столу сказано! – поморщился я – вот и как теперь я бараньи ребрышки буду есть?! Со скидкой в десять процентов за мои красивые писательские глазки!

– Не придуривайся – отмахнулся Аносов – Ты можешь жрать в любых условиях и сколько угодно. Тебе аппетит хрен перебьешь. Так вот…а может мне ребенка из детдома взять? Как ты думаешь?

Я вытаращился на друга, не в силах ничего сказать. Слишком уж это было ошеломляюще. Аносов мне всегда представлялся эдаким…пнем из железного дерева. Могучий, крепкий, его только подрывать зарядом тротила, иначе выкорчевать невозможно – корни до самого центра Земли. А тут…оказывается, не один я такой со своими самокопаниями! Небось и меня считают эдаким неразмышляющим, знающим все наперед роботом. А я не знаю! А я ориентируюсь по своим ощущениям, по своей интуиции! И не знаю – правильно ли поступаю…

– Ребенка из детдома? – медленно переспросил я, и закусил губу, затягивая время.

– Да, да! Из детдома! – нетерпеливо и с болью повторил Аносов – несчастные дети! Возьму мальчика, воспитаю его как…

Он запнулся, замолчал. Но я понял. «Как своего сына». Эх, Акела, Акела…хочешь своего Маугли? Сильного, красивого, доброго, смелого! Эх, чудак ты, чудак…тертый-перетертый, битый-перебитый…а жизни не знаешь.

– Как кого ты его воспитаешь? – медленно и тихо спросил я – А какого возраста ты возьмешь? Десять лет? Семь? Младенца?

– Ну…с младенцем мне не справиться…не умею я! – растерянно ответил Аносов, наблюдая за проносящейся мимо официанткой с подносом в руках – Лет семь, наверное!

– А ты знаешь его наследственность? Где он жил? В какой семье? Есть ли у него наследственные болезни? И вообще – тебе известно, что воспитанники детского дома практически никогда не могут построить личную жизнь? Что многие из них заканчивают криминалом? Спиваются, снаркоманиваются? Я тебе открою тайну, от которой меня некогда просто перекорежило. Разговаривал я с человеком, занимающимся детьми из детских домов. Психолог, так у нас их зовут. Так вот: в детских домах остаются практически только проблемные дети. Те дети, которых никто не захотел взять. Дети алкоголиков, наркоманов, больные дети, с нарушенной психикой. Они не умеют вести себя в обществе, и самое главное – не хотят в него адаптироваться. К восемнадцати годам, когда их отчисляют из детского дома, они привыкают жить на всем готовом – им готовят еду, их одевают, обувают. К этому возрасту у них в голове возникает стереотип – все им должны. Их учат жить самостоятельно, но они все равно в большинстве своем делают это очень плохо. И опять же – не забывай про генетические склонности. Помнишь пословицу: «Яблочко от яблоньки недалеко катится»? Так вот это про них.

– Да быть такого не может! – нахмурился Аносов, настроение которого явно ухудшилось – Что, все такие плохие? А куда подевались хорошие дети? Ну мало ли…погибли родители, к примеру! Не алкаши, и не наркоманы!

– У них есть родня. Потому что это правильная семья. Дедушка, бабушка, дядя, тетя. И нормальные люди никогда не отдадут своих племянников или внуков в детдом. Умрут, а не отдадут! Будут тянуть по жизни, воспитывать, пока живы! Понимаешь? Даже если нет никакой родни, нет добрых соседей, друзей, которые усыновят, и ребенок попал в детдом – там зорко следят за такими детьми и моментально находят им родителей. Это бизнес. Люди годами ждут нормальных, здоровых детей. А больше всего котируются дети-отказники. Родила какая-нибудь дуреха в четырнадцать лет, и отказалась от ребенка прямо в роддоме – такое нередко бывает. И тут же на такого ребенка кидаются как коршуны усыновители! По крайней мере так все это происходило в моем мире. И не думаю, что здесь происходит что-то другое. Люди те же. Ничего не меняется.

– Другие здесь люди – хмуро буркнул Аносов – это у вас там золотой телец всем правит, а мы еще за идею стоим!

– Угу, угу… – скривился я – насмотрелся я, как стоят за идею! Вот завтра пойдем к одной…идейной! Идеями здесь прикрывают свое стяжательство, свою жажду денег и власти! Впрочем – как и у нас. Как только я слышу пафосные, высокие слова о всеобщем светлом будущем, так сразу настораживаюсь…не верю я в высокие слова. Понимаю, что политик должен их говорить, что так положено, иначе народ не примет, а все равно не могу. Наелся я этого революционного пафоса! О, наш заказ несут! Наконец-то!

Ужин был хорош. Я так наелся жареного над углями барашка (люблю бараньи ребрышки с жареным картофелем, просто обожаю!), что отяжелел, осоловел, и расправившись с мясом последней косточки, расслабился, откинувшись на спинку стула и погрузился в нирвану, попивая ледяное пиво и глядя на лунную дорожку над морем. Мне было хорошо. Что будет завтра – не знаю. Но этот вечер очень хорош! Вкусная еда, надежный друг рядом, тепло и уютно – что еще нужно мужчине, чтобы понять, как ему хорошо! Если только красивую женщину для завершения вечера…но…Ольга далеко, а подцеплять местную красотку не хочется. Вместе с красоткой можно и еще кое-что подцепить…а это глупо и смешно, для анекдотов.