— Причина, почему мы вернулись, у нас есть, — сказал он, когда я нагнала его. — Теперь причина, почему мы не пошли на источники с остальными.

— И какая же?

— Ну, свитер ведь запачкался жиром, так? Значит, нужно побыстрее его застирать. Пока мы нагреем воду, пока отстираем пятно…  сечешь мысль?

Я хлопнула себя по лбу. «Точно же! Так мне не придется оправдываться перед Ирен и остальными. Скажу, что стирка заняла много времени, и мы уже не планировали идти» — подумала я.

— Молодец! — я хлопнула парня по спине.

— Не спорю, — засмеялся он.

Я, взяв с рюкзака Локки немного порошка (я была уверена что он у него был), взялась искать на кухне котел для воды, Крис тем временем разжигал костер. Найдя котел, я пошла к колодцу за домом. Набрав воды, я понюхала ее, вспомнив про озеро Роуд Хелла. Вода не пахла. Отругав себя за беспричинный страх я направилась к костру. Крис уже разжег его.

— Ну как, вода не пахнет? — ухмыльнулся он.

— Как ты?.. — я осеклась. — Очень смешно.

Когда вода нагрелась до достаточной температуры, я сняла с огня котел и замочила в нем свитер. Пока он отмачивался вместе с порошком, мы с Крисом просто смотрели на костер. Жалко было его загасить.

— Знаешь, — заговорил он через пять минут, — почему девушка из черной книги не восстановилась, после того как сгорела?

— А она могла восстановиться? — спросила я, решив поддержать внезапный разговор.

— Нет. Но разве не странно? Если мы потеряем конечность, у нас есть два выхода. Первый — это присоединить ее к туловищу, тогда они срастутся. Но чем старее тело, тем быстрее разложится конечность. Например, если умершему больше ста лет, его конечность, рука например, сгниет за минуту. Но если в течение нескольких секунд присоединить руку к телу так, как она должна быть, рука срастется. А второй — это если рука разложилась или была потеряна. В этом случае она сама восстановится — вырастет заново. Но на это потребуется больше времени, чем уходит на зарастание ран. Например, если отрубить запястье, то оно восстановиться в течение получаса; рука до локтя — за час, до предплечья — полтора часа. То же самое и с ногами.

— А если отрубить голову?

— Тут уже другое дело. Да, если быстро присоединить голову до тела — они срастутся. Но вот если этого не сделать, то распадется не голова, а тело.

— Почему? — Удивилась я.

— Потому что голова — это самая важная часть тела. Ведь в голове находится мозг. Вот представь себе здание. Голова — это фундамент, тело — здание. Если есть фундамент, можно и строить дом. Но если уже построили дом без фундамента, он войдет в землю при первом же ливне. Так и наше тело. Все начинается от головы. А конечности с головой связывает туловище. Даже если разрубить наше тело на несколько частей, мы все равно восстановимся от головы. Правда на полное восстановление тела уходит несколько дней.

— А если разрубить голову? Или вытащить мозги и перемолоть их в фарш? — завелась я с нездоровым интересом.

— Если быстро собрать все куски она склеится. А если разбросать мозги, то они восстановятся от самого большого кусочка. А после мозга череп, голова и так далее. Но не в этом дело. Смотри.

Он вытянул руку над костром и опустил ее в огонь. Через несколько секунд он показал мне руку, и я увидела, что она вся в ожогах.

— Ожог заживает немного медленнее обычных ран, — сказал он, не обращая внимания на руку. — Но если все тело вместе с головой сгорит, мы не восстановимся.

— Мы умрем?

— Нет. Мы бессмертны, — Крис посерьезнел. — Помнишь последнюю строчку книги?

Я кивнула.

— Вот. Мы просто обратимся в пыль. Без возможности двигаться, говорить, видеть. Пыль станет землей; из земли вырастет растение; растение съест животное; животного съест человек; человек умрет, разложится и превратится в пыль; пыль станет землей…  Вечный круговорот без возможности умереть.

— Это ужасно, — прошептала я.

— Но знаешь, даже если ты вдруг потеряешь тело и восстановишься от головы, твой посмертный шрам все равно останется.

— Посмертный шрам?

— Да. Это знак, напоминание о том, что ты уже мертв. У меня он на груди. — Крис дотронулся рукой до груди.

— А, этот…  — я вспомнила о маленьком порезе возле пупка. — Он у меня немного меньше.

— Ну, он может увеличиваться.

— Как? — я испугалась.

— В зависимости от того, сколько раз ты будешь терять тело. Когда твоя голова будет разделена со шрамом, при восстановлении он увеличится на пару миллиметров. И так каждый раз.

Я вздрогнула.

— А ты уже когда-то, ну…  был разделен?

— Нет, — Крис засмеялся. — Но знаешь, спроси как-то Мелори о ее смерти. Уверен, она с удовольствием об этом расскажет.

— С удовольствием? — переспросила я, вспомнив, что моя смерть меня не очень радует.

— Ага, она очень этим гордится. Уверен тебе будет интересно, особенно узнав, сколько ей по-настоящему лет.

Меня это заинтересовало, и я поставила себе на заметку расспросить Мелори обо всем, как только мы приедем.

— Ладно, — он встал. — Посмотрим, что там со свитером.

Из-за того, что мы замочили свитер сразу после того, как запачкали, пятно немного отошло. Я потерла пятно руками, пока оно окончательно не исчезло, и вывесила свитер на ветке дерева, сушится.

Через два часа пришли остальные. Ирен, завидев меня, сразу же взбесилась, но, увидев наш с Крисом труд, успокоилась.

Вечер прошел спокойно. Все делились впечатлениями о горячих источниках. Я немного позавидовала им, и решила, что в конце поездки обязательно выберу часок и схожу попариться и отдохнуть.

* * *

На следующее утро меня грызло плохое предчувствие.

Погода ухудшилась. На сером небе появились дождевые облака. Из-за этого у всех было паршивое настроение. Мы сидели на медвежьих шкурах вокруг разожженного камина и молча ели консервы. Сейчас от назойливых разговоров всех спасало правило: «когда я ем — я глух и нем».

Когда консервы были опустошены, мы сидели в тишине и смотрели на огонь. Неловкость нарастала.

— А-а-а…  Больше не могу, — взвыл Марк и плюхнулся на землю. — Скучно, тоскливо, уныло…

— Это из-за погоды, — сказала Ирен. — Холодно и дождь собирается.

— Может, поиграем в карты? — смущенно спросила Трейси.

— Ну уж нет, — Милли завалилась рядом с Марком. — мне их и в автобусе хватило.

Опять повисла тишина.

— Знаю! — вдруг воскликнул Томми. — Как же я мог забыть!

Он быстро встал и побежал на второй этаж.

— О, у кролика появилась идея, — улыбнулась Милли.

— Почему кролик? —