В ежедневнике Линда Паллистер записала: «Позвонить Трейси Уотерхаус», а вот и имя Трейси Уотерхаус тридцатипятилетней давности. Джексон вынул фотографию из бумажника, поглядел на толстую здоровую девочку с тугими хвостиками. Скрепка с папки идеально наложилась на ржавый отпечаток на фотографии — Джексон так и знал.

Шрёдингер, кто он ни на есть, его кошка и все прочие, кому тоже неймется, забрались в ящик Пандоры и увлеченно вяжут там гордиев узел. В черепе закопошилась головная боль — новая, приятельница той, что заявилась раньше.

* * *

Странно, удивлялась Трейси, что на этих так называемых игровых снарядах дети не гибнут толпами. Люди (родители), очевидно, пребывают в блаженном неведении относительно угрозы для маленьких тел, когда они непристегнутыми взлетают высоко-высоко в небо на качелях, или для тех же тел, ростом муравью по колено, когда они съезжают с горки. Кортни поразительно беспечна — ребенок, который ни о чем не печется, опасен.

Другие дети на площадке вопили, визжали и хохотали, Кортни же, точно маленький и упрямый испытательный манекен, вознамерилась попробовать на прочность все, включая себя. Вероятно, об удовольствии и речи не шло. Дети, пережившие насилие — а насилие бывает разное, — нередко закрыты и отгораживаются от любых радостей.

Опять выдался прекрасный денек, на поле боя Раундхея уже вышли войска отдыхающих — полуголые белые тела валяются трупами на зеленой траве, люди стараются урвать чуток солнца и глоток свежего воздуха. Что такое парки? Пространство для вдоха тем беднякам, что шесть долгих дней торчали на фабриках. Бедные детки, рабы механики, чьи маленькие беспомощные легкие забиты влажной шерстью.

Может, прийти сюда — безумная идея, они на виду у всего света и его супруги, но с другой стороны — как еще спрятать ребенка? Только на виду, на игровой площадке, в толпе родителей и детей. Люди похищают детей из парков, а не водят в парки. И к тому же Келли Кросс при свете дня ни за что не пойдет в Раундхей. Кроме того, спорила Трейси со своим рассудком, полезно поучиться быть родителем на публике. Рано или поздно придется выйти в свет (и к его супруге) в роли матери, ну и вот пожалуйста — Имоджен Браун качает дочку Люси на качелях, раскручивает на карусели и помогает разбираться в многообразии механизмов, для которых у Трейси и названия-то нет, потому что в унылых парках ее детства таких сроду не бывало.

Трейси вздохнула с облегчением, когда Кортни слезла с гигантской курицы на пружинных ногах и объявила:

— Я есть хочу.

Трейси глянула на часы — и пятнадцати минут не прошло. А как будто много часов. Она протянула Кортни банан.

— Нормально? — спросила она, когда банан исчез, и Кортни серьезно показала палец: «во!».

Экономила слова — оно и понятно. Может, в детстве кажется, если использовать все слова сразу, ничего не останется на потом.

Трейси вытерла зеленую личинку сопли, выползшую у Кортни из носу, и похвалила себя за то, что купила в супермаркете одноразовых платков. Из бездонной сумки она выудила трупик пончика, купленного в «Эйнслиз» миллион лет назад, разломила пополам, и они с Кортни съели его, сидя на траве. («Сладкое? До обеда?» — осведомился голос матери у Трейси в голове, и Трейси про себя ответила: «Да-с. И что ты с этим сделаешь, корова старая?»)

Дожевав, Кортни рьяно вылизала пальцы, снова молча показала Трейси «во!», а затем достала из рюкзачка свои сокровища и одно за другим выложила на траву, дабы полюбоваться:

потемневший серебряный наперсток

китайскую монетку с дыркой посредине

кошелек с улыбающейся мартышкой

снежный шар с топорной пластмассовой моделью парламента

ракушку в форме трубочки с кремом

ракушку в форме шляпы кули

целый мускатный орех

сосновую шишку

Сосновой шишки прежде не было, отметила Трейси. Любопытно, откуда взялась. Похоже на эту игру, в детстве на праздниках играли, — надо запомнить, что лежит на подносе. Таких праздников, наверное, теперь не устраивают. «Прицепи ослу хвост», «передай посылку» — чей-нибудь папа дежурит у проигрывателя и ставит иголку на «Сбежавший поезд»[113]или «В Букингемском дворце караул сменили»[114]. Теперь все ходят в «закрытые игровые зоны» — «Негодники» и «Шутники» — и там бесятся. Трейси однажды вызвали на такой праздник в Брэдфорде. Думали, ребенок потерялся, а он нашелся на дне ящика с шарами — никто не заметил. Все нормально было с ребенком, живой, здоровый и брыкался буквально. Рай педофила.

Трейси взяла ракушку в форме трубочки с кремом и покатала в ладони. В детстве отец по пятницам, по дороге домой с работы, из ратуши, покупал три трубочки с кремом в кондитерской Томсона в Брэмли. Трейси не помнила, когда в последний раз ела трубочку, когда прижимала раковину к собственной ушной и слушала море. Где-то посреди этих воспоминаний Кортни потихоньку забрала у нее раковину и теперь снова паковала свои сокровища.

— Да, ты права, — вздохнула Трейси. — Может, пикник? Не дай нам боженька десять минут прожить без еды.

Из багажника она приволокла старое клетчатое одеяло. Расправила его, разложила фураж из супермаркета — роллы с тунцом, пакетики яблочного и апельсинового сока, пачки чипсов и батончик «Кэдбери», каковой — сочла Трейси — аннулировался пакетиком морковных палочек. О таком пикнике (пожалуй, без морковных палочек) она мечтала в детстве — а вовсе не о яйцах вкрутую и не о подмокшей белой булке с тонким слоем паштета, которую мать неведомо зачем оборачивала влажным латуком. Этот убогий провиант они брали с собой в воскресные поездки в семейном «форд-консуле» — в Хэрвуд-хаус, в Бримэм-Рокс или в «края Бронте», как фамильярно называла их мать, которая в жизни не прочла ни одной книги ни одной Бронте, да и вообще никаких книг не читала, если их ей сначала услужливо не пересказал «Ридерз дайджест». Ближе всего к пасторскому дому они подобрались однажды, остановившись в деревушке Хоуорт, где отец купил сигарет.

Вспоминаешь эти воскресные поездки, а в голову неизбежно приходит и другое — как кокаешь вареное яйцо, снимаешь мембрану с плотной сероватой массы под скорлупой. Бэ-э, тошнит. И еще вдруг всплыло, как отец иногда забрасывал в рот целое яйцо, точно фокусник, и маленькая Трейси отчасти ждала, что вместо яйца появится голубь или гирлянда флажков. Они однажды видели такое на летней ярмарке в Бридлингтоне. Главным номером программы значился Ронни Хилтон[115], чей расцвет давно миновал, но все-таки он йоркширец, есть чем гордиться.