Расколов, за ними — Кладязный, Витторау, Топалов-Гессер, Ольхов и Леперозов. С упоением они расспрашивали его о службе на севере, отвечали на его вопросы, вспоминали прошлое, но вдруг я заметила, что сам Ярогнев с не меньшим удовольствием поддерживает беседу, и это убрало с моих губ улыбку.

Брат был здесь счастлив, я помню, с какими горящими глазами он приезжал на каникулы, и снова возвращался в Академию, пока не окончил обучение. Дома его глаза больше не горели.

— Вы весьма вовремя, сударь, — с теплотой говорил Расколов. — Совет попечителей внял моим предложениям, и с завтрашнего мы проведем турнир по полетам и трансформации.

— Блестящая идея! Как будет проходить турнир?

— Скоро состоится ужин, и попечители обо всем объявят. Но, если вам действительно интересно, то будет несколько уровней: первый — для учеников старших курсов, второй — для нашего молодняка, и третий — для гостей! То есть вы, если пожелаете, сможете принять участие, и показать подрастающему поколению драконов, что такое — настоящий полет!

Расколов специально придумал этот турнир, чтобы снова полюбоваться Ярогневом в трансформации, готова поспорить на что угодно! И остальные профессоры с таким энтузиазмом вперили в него взгляды, что моя догадка уже перестала быть просто догадкой.

— Я тоже хочу летать, — с восторгом улыбнулся сын Тобольской, и все ответили ему не менее ласковыми улыбками.

— Однажды вы всех нас поразите своими умениями, даже не сомневаюсь в этом, сударь. От Тобольских иного и ожидать не приходится!

Мальчик просиял от слов господина Мщерова, и преподаватели снова выжидающе повернулись к Ярогневу.

— Вряд ли я смогу устоять перед такой возможностью, — последовал ответ, осчастлививший всех профессоров вместе взятых.

Отец кивнул, задумчиво-одобрительно. Конечно, от демонстрации силы и превосходства своего рода он не откажется. Вряд ли ему приходило в голову, что брат испытывает от этого всего искреннюю радость, большую, чем от дозора на дальних рубежах, настолько суровых, что по сравнению с ними даже Сколлкаструм с его мрачной погодой кажется самым жизнерадостным местом на свете.

— Сударыня Ярослава также может присоединиться к соревнованиям, — ворвался в мои мысли голос Ольхова.

Он преподавал у нас искусства, ведь благородные драконы (и несколько принятых из милости людишек) должны разбираться в истории живописи, должны уметь набросать любой портрет или пейзаж с непринужденным мастерством. Драконицы справлялись с его предметом легче, чем драконы: последним явно не хватало усидчивости и хорошего вкуса.

— Полагаю, умений моего сына будет достаточно, — с дипломатичной улыбкой заметил отец. — Не станем же мы отбирать у остальных драконов возможность проявить себя.

Кто бы сомневался! Ему важно, чтобы я была идеальной драконицей, изысканной и образованной, чтобы любая семья (желательно — Ясногоровы), поумирали от радости породниться с нами. Так что дочь, демонстрирующая мастерство в «мужских» турнирах, — не самый лучший для чести рода вариант.

Но он упорно забывает, что я несла службу наравне с Всеславом, прошла настоящую школу выживания, и покорно молчать в углу не стану.

— Я с радостью принимаю ваше предложение, господин Ольхов!

Отец не стал возражать, но, чувствую, свой запрет он еще наложит.

С неохотой преподавателям пришлось удалиться, дабы заняться своими обязанностями, и к нам стали присоединяться другие семьи. Сестры Кривич в сопровождении отца и Скуратовых, Вершинины, Глокиви, Клеверовы и даже Грачевы, которых я желала видеть меньше всего. С их дочерью у меня контакт не наладился: после тех «обменов любезностями» в библиотеке, друзьями нам стать не грозило. Эрлинги высокомерно игнорировали Матвея и Тобольских, пребывая в компании других знатных родов, хотя я была бы рада пообщаться с семьей Хельги.

Зато во всей этой суете долгожданной встречи и обменом новостей я надолго забывала об Элиф, вспоминая только для того, чтобы в очередной раз с триумфом убедиться в ее отсутствии. Может, Матвей симпатизировал ей, но в высшее общество драконов смертной девчонке путь закрыт.

Роскошный ужин начался с приветствия от попечителей, среди которых Круторогов выделялся своей неуместной сдержанностью, а Девон Дартмур — пылающим счастьем. Мне еще в прошлый раз показалось, что дракон неровно дышит к госпоже Тобольской, и сейчас выпала возможность убедиться в возникшем подозрении. Она-то заслужила второй шанс, бесспорно, но как она может выйти за него замуж, если ее сын — наследник рода Тобольских, и ему придется остаться в родовом замке, учиться премудростям жизни наследника? Сможет ли Катерина оставить ребенка на попечение родственников Петра, или оставит мысли о любви, чтобы растить любимого сына?

Да, не только у меня в личной жизни все грустно! Хотя у меня еще есть возможность, Элиф мне не соперница, смертные нам вообще не соперницы, хоть драконы порой и уделяют им слишком много внимания. На примере брата я это четко уяснила: как только до родителей дошли слухи, что он обмолвился, что хотел бы жениться на смертной, та девчонка быстро отправилась к своим предкам.

Тем временем Круторогов сдержанно-любезным тоном объявил о предстоящем турнире, вызвав шквал одобрения, прояснил важные детали, и пригласил всех присоединиться к ужину. Что еще нужно важной публике, если не вкусная пища и развлечения?

Ужин был и впрямь превосходным, а тема турнира не исчерпала себя до конца вечера. Драконы с удовольствием собираются в Академии и столице, чтобы на некоторое время отвлечься от обязанностей, и вдоволь повеселиться. Попечители, по словам братьев, всегда придумывали разные средства, чтобы гости Академии не заскучали, но в этом году им удалось превзойти себя, так как подобные соревнования раньше не проводились.

Когда ужин закончился, гости и ученики стали разбредаться маленькими группами. Перед тем, как уйти с Тобольским, Дартмуром, Матвеем и другими достойными драконами, отец мягко намекнул мне, что ни в каких соревнованиях участвовать я не буду, вместо этого посоветовав провести время с сестрами Кривич и другими знатными сударынями. Я не перечила, почтительно кивая словам отца, но, как только он развернулся, отправилась в комнату брата. Надо застать его до того, как он переоденется, и пойдет искать приключения себе на голову.

Чудом удалось незаметно пройти по коридорам. Постучалась, и вошла.

— Ну что, выяснил? — не глядя спросил Ярогнев, застегивая рубашку.

Удивившись молчанию, он наконец поднял глаза, и с привычным тоном спросил:

— Что ты делаешь, дорогая сестрица? Надеюсь, у тебя был веский повод, чтобы так нарушить правила приличия в Академии, у всех на виду.

Эти слова я сказала ему в нашу прошлую встречу, когда он заявил о состоявшемся знакомстве с сударыней Стрелицкой.

— Нам нужно поговорить.

— Дай догадаюсь, отец тихим шепотом запретил участвовать в турнире?

— Да, но дело не в этом.

— Жаль, иначе я бы сказал,