– Нелли Ильинична сообщила, что Федя и Григорий учились в одной школе-интернате для одаренных детей, – заговорил Кузя, когда мы вечером собрались в офисе. – До сих пор нужного нам Гусева мне найти не удалось. Но после разговора Даши с директрисой я стал просматривать дела выпускников школ-интернатов для талантливых детей. Таких заведений в те годы было мало. В одном я и нашел Федю, который учился с Николаевым в одном классе. Последний после получения аттестата поступил в педвуз, там же оказался и Гусев. Что я узнал о Григории? Он получил высшее образование. Потом мрак неизвестности. Дело-то давнее, большинство документов не оцифровано, я бессилен в таком случае. Николаев получил диплом, и дальше ничего! Никаких сведений больше найти не удалось. Информация о нем появляется в связи с женитьбой на Софье. На тот момент он учитель, потом завуч, директор школы, затем становится владельцем гимназии. Ну, это мы уже знаем. О Михаиле Носове ничего вообще не сообщу, кроме того, что он, повзрослев, покинул детский дом. Куда подевался Миша? Не спрашивайте. У Федора Гусева и у Носова одна мать – Воронина, отцы разные. Уехали ли братья в Среднюю Азию? Ответа нет. Эта территория огромна, на ней тогда располагалось несколько союзных республик, теперь это суверенные государства.

– Софья Петровна не сообщила нам, что супруг из обеспеченной семьи, обучался в школе для талантливых детей. И про его отца-ювелира промолчала, – воскликнула я.

– Жена просто повторила то, что ей рассказал Николаев, – предположил Дегтярев, – нам опять надо поговорить с Софьей…

– А вот и я! – объявил Леня, входя в офис. – Ездил к одному человеку, который знает все про яды. Остатки свечи, что на кладбище стояла, содержат в себе вещество[7], которое при горении образует сильно пахнущий газ. Он связывается с гемоглобином, получается метгемоглобин. При его вдыхании у человека нарушается транспорт кислорода, вследствие этого блокируется тканевое дыхание, угнетается сознание, развивается токсичный отек легких, резко падает артериальное давление… Дальше продолжать?

– Не надо, – мрачно сказал полковник.

– Это еще не все, – воскликнул Леня, – свечу-убийцу, по мнению эксперта, сделал не любитель, а опытный профессионал. Сначала при горении начинает выделяться…

Леня посмотрел на меня.

– Если я буду называть разные вещества, все сообразят, о чем речь?

– Из школьного курса химии я помню только слово «валентность», – призналась я, – но не знаю, что оно означает.

– Я тоже не особо силен в этой науке, – подхватил Сеня.

– Учитывая необразованность членов коллектива, говори короче, – велел полковник.

Я едва удержалась от смеха. Дегтярев ни за что не признается, что сам ничего не смыслит в химии.

– Значит, растолковываю, – начал Леня, – свечи могут состоять из воска, сала, стеарина, парафина или какого-то другого материала с подходящими свойствами: легкоплавкость, горючесть, твердость. Сейчас чаще всего используют смесь парафина со стеарином плюс разные добавки, ароматизаторы. Внутри фитиль. Это если коротко. Остатки свечи с кладбища заставляют думать, что внешне свечка выглядела обычно, зато внутри она напоминала… э… есть такие пирожные: слой шоколадного суфле, затем белого, потом мармелада. Вот и в нашем случае так. Морис Петрович…

– Ты ездил к Шувалову? – изумился Дегтярев.

– Ну да, – кивнул Леня, – он лучший в этой области.

– Верно, но Морис никого не консультирует, – удивился полковник, – даже я не пытаюсь просить его о помощи. Он всем отвечает: «Я занят».

Леня потупился.

– Мне он не отказал.

– С ума сойти, – не мог успокоиться Александр Михайлович, – если тебе помог Шувалов, то все, что он сказал, – истина. Продолжай.

– В остатках свечи Морис нашел следы яда, о котором я уже говорил, – продолжал Леня, – им были пропитаны фитиль и внутренняя часть свечи. Она имеет желтовато-красный цвет, а внешняя часть покрыта сиреневым декоративным слоем.

– Такие на сайте в магазине Екатерины продают, – кивнул Кузя, – что внутри, я не знаю, а снаружи они сиреневого цвета.

– Надеюсь, что эта Катя все же не такими торгует, – парировал Леонид, – в огарке – следы разных веществ. Когда человек поджигает фитиль, активируется первое. Понюхаешь дым, который образовался при горении, и уснешь. Это химическое соединение известно очень давно, когда-то с его помощью успокаивали больных или младенцев. Зажигали свечу, и вскоре человек начинал мирно похрапывать. В девятнадцатом веке такие в аптеках продавались. С развитием фармакологии необходимость в них отпала. Когда «сонная» часть заканчивается, а фитиль продолжает гореть, в дело вступает второе вещество, именно оно вызывает смерть. Что надо сжечь, чтобы человек быстро ушел на тот свет, люди тоже знают давно. Но этот яд не стал популярным по простой причине: растение, которое при содействии с огнем выделяло дым, отравлявший все живое, найти нетрудно, но дым имеет мерзкий запах. Жертва мигом зальет «вонючку» водой и не скончается. Закашляется, но останется в живых. Шувалов попросил: «Если найдете того, кто соорудил свечу, то я хочу задать ему несколько вопросов. Интересно, что служило ароматизатором? Я не понял, как он или она убрали характерный запах жженой пластмассы, который идет от дыма!»

– Горящая пластмасса, – подпрыгнула я, – Яна говорила, что Зина любила разные неприятные запахи. Чем они противнее, тем ей было приятнее. В детстве девочка жгла расчески, вонь стояла ужасная, а ей это нравилось.

– Может, и не было тогда ароматизатора? – протянул Леня. – Я сказал Морису, что с помощью свечи сначала отравился один, а потом второй человек.

Шувалов задумался.

– С первым понятно, он нанюхался усыпляющего дыма, задремал и не ощутил не очень приятный запашок. Но второй покойной не досталось сонной части. Она сгорела в первом случае. Что за радость вдыхать вонь? Почему сразу не погасили свечу?

Потом Морис стал размышлять об ароматизаторе, но не решил задачу. В огарке ничего дезодорирующего не обнаружилось.

– Зина любила отвратительные запахи, – повторила я, – у них с Григорием Викторовичем была одинаковая страсть.

– Мы теперь знаем, что Григорий Викторович Николаев на самом деле Федор Гусев, – прервал меня Дегтярев.

– Да, – согласилась я, – но предлагаю все равно называть покойного тем именем, под которым он жил много лет. Иначе мы запутаемся. Или надо говорить: «Григорий-Федор».

Я ожидала, что полковник начнет спорить, но он неожиданно кивнул:

– Хорошо. А по поводу любви к вони могу лишь сказать, что у людей разные вкусы, кое-кто обожает яйца, которые в земле пару месяцев лежали и сгнили[8].