Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Антисемитизм присутствовал только в виде шуток. Мы были участниками „Свободной Франции“, это было нашей единственной верой», — вспоминает Робер Бимон.
Уолтер Левино, также служивший в ВВС «Свободной Франции», пишет в своей автобиографической книге Cabin Boy:
Что это было — застенчивость, стыд, подозрительность? Мы никогда не говорили, что мы евреи. Известно, что французская армия традиционно отличалась антисемитизмом; не избегла этого и «Свободная Франция». В то время как вовсю шла борьба с нацизмом, в Лондоне, в кругах, близких к де Голлю, генеральный штаб по-прежнему называли «гетто», ведь там, по расхожему мнению, отсиживались одни евреи, укрывавшиеся от военной службы. К своему стыду, я, как и мои друзья-гои, тоже всегда говорил вместо «генштаб» «гетто» и не видел в том ничего предосудительного.
Личный состав боевой эскадрильи «Топик» был очень разнородным: мужчины от восемнадцати до сорока пяти лет представляли все слои общества: инженеры, учителя, директора заводов, почтовые служащие, механики, чиновники. И если на земле четко соблюдалась субординация, то в воздухе пилотов эскадрильи связывал дух товарищества и братства.
В 1943 году по «Радио Париж» об участниках «Свободной Франции» говорили как о «сборище шпаны, растленных евреев, наемников, жаждущих платы и почестей». Поль Моран сожалел, что Шарля де Голля «окружают коммунисты и евреи», да и сам де Голль в 1940 году признал: «За меня выступают одни „понаехавшие“»…
Судно с французами сопровождали четыре эскадренных миноносца: эта мера была принята потому, что в последние дни немцы потопили несколько кораблей. Центром жизни на борту были девушки в форме, которые в затемненное время соглашались на романтические прогулки по палубе. По мере приближения к тропикам солдатам в колониальной форме становилось так жарко, что в середине дня они либо спали, либо ныряли в бассейн.
Когда темнело, Гари уединялся и думал о матери, у которой был рак желудка, жила на инсулине и при этом в любой момент могла быть арестована и депортирована во французский концлагерь. Желая доказать, что надежды, которые она на него возлагала, не были напрасны, он начал сочинять, но не отчет о боевых подвигах, а фрагменты эпопеи о польском Сопротивлении, действие которой разворачивалось в литовских лесах.
Ромен Гари поразил читателей «Цветов дня» историей с письмами, которые его мать якобы написала, когда уже знала, что обречена, и поручила подруге из Швейцарии регулярно отправлять их сыну после своей смерти. Ухаживавшие за ней Сюзанна и Сильвия Ажид действительно видели, как Мина, лежа в кровати, размашисто и неровно пишет карандашом послания Ромену в маленьких блокнотиках и хранит их в тумбочке. Она не сомневалась, что ее сын вернется с войны невредимым и станет великим человеком. Но история, по словам Сюзанны, была совершенно иная: наоборот, это Ромен заранее написал сотни недатированных писем на случай, если его убьют. О своей художественной выдумке он со смехом говорил так «Да, таким образом я заставил женщин всплакнуть!» Возможно, идею ему подсказал «Подвиг», один из девяти романов В. Набокова, написанный на русском языке. Главный герой Мартин Эдельвейс, верный, но неудачливый поклонник Сони, решает тайно проникнуть на территорию Советского Союза, где его наверняка ждет смерть. Но если вдруг это сомнительное предприятие увенчается успехом, он просит своего друга и соперника Дарвина, тоже отвергнутого Соней, посылать его матери открытки, которые он заранее заготовил, чтобы она не волновалась.
Как и романтик Мартин, герой книги, Гари искал себя. Он тоже дезертировал из французской армии и преодолел множество опасных препятствий, до того как примкнул к движению генерала де Голля и был готов встретить смерть лицом к лицу.
Самоотверженность Гари объяснялась омерзением, которое вызывало в нем крушение Франции. В «Цветах дня» он напишет:
Если бы не война, во Франции он наверняка жил бы тихо-мирно: праздновал бы День взятия Бастилии, призывал к соблюдению прав человека на собраниях Общества взаимопомощи. Июнь 1940 года сделал его ничтожеством, но он еще за что-то цеплялся, он надеялся, что всё ограничится танками. Желтая звезда, комиссариат по делам евреев и облава на зимнем велодроме, проведенная полицейскими во французской форме, его доконали. Это было вполне естественно. Он начал свое знакомство с Францией по книгам и долгое время только слышал ее издалека, как зов рожка в глубине леса. Даже получив французское гражданство, даже живя в Париже, он продолжал его слышать. Но звук внезапно оборвался. Он уже ничего не понимал. Он всматривался в лица настоящих, коренных французов, но и они, казалось, тоже перестали что-либо воспринимать.
Долго петляя по Атлантике и скрываясь от немецких подлодок и бомбардировщиков, судно с французами прибыло во Фритаун, столицу Сьерра-Леоне. В порту Такоради[23] началась высадка. Здесь находилась крупная военная база англичан с подразделениями для сборки и технического обслуживания самолетов.
Гари, весь в белом, ступил на землю Африки, которая пятнадцать лет спустя вдохновит его на написание «Корней неба». Офицерский состав расселили в бывшей итальянской гостинице «Бонанца», обедали в «Икойи Клубе» всего за фунт стерлингов.
Первого ноября французов отвезли в довольно комфортабельном вагоне с затемненными стеклами в Катерули, где повсюду росли пальмы, а вдалеке виднелись высокие голые, каменистые холмы на берегу Гвинейского залива.
После воззвания генерала де Голля 18 июня власти Чада, Камеруна, Конго и Убанги примкнули к движению Сопротивления, тогда как Западная Африка отказывалась к нему присоединяться. Чад, Убанги-Шари[24], Среднее Конго[25], Камерун под управлением Леклерка, Лармина и Феликса Эбуэ стали первыми свободными французскими территориями.
Настоящая военная жизнь началась 11 ноября 1940 года с торжественного построения в Апапе[26]. Казармой с походными кроватями стал большой цех. Младший лейтенант Робер-Анри Бимон, бывший студент Версальского летного училища, писал в своем дневнике: «Аборигены ходят полностью обнаженными — только три листочка спереди и еще несколько сзади. Не слишком заманчиво». Затем всё подразделение было переведено в Букуру, 15 км от Апапы, где младший офицерский состав, к которому принадлежал и Гари де Касев, разместились в бунгало, а старшие офицеры — на двух виллах. Бимон, заведовавший интендантской службой, ходил на рынок за цыплятами стоимостью три пенса (1,25 франка) за штуку и пополнял запасы истощившейся провизии.
Пятнадцатого декабря 1940 года французы прибыли в Майдугури, где на тот момент находилось лишь несколько европейцев. Солдат поселили в только что отстроенных просторных казармах, форма состояла из каски, рубашки и шорт, а аэропорт располагался в шести километрах от города. Приехавшие до них механики уже успели смонтировать по приказу подполковника де Мармье, причем без всякой инструкции, Blenheim, доставленные на базу в Такоради в разобранном виде. Летный состав прибыл в Майдугури на четырех самолетах. Организовывать тренировочные полеты было непросто, поскольку эскадрилья «Топик» располагала лишь несколькими аппаратами моделей Westland Lysander, Dewoitine 520 и Potez 29. Вскоре были дополнительно поставлены еще двадцать восемь бомбардировщиков Blenheim IV.
