— Настоящий воин все может делать на коне, — с важным видом повторил воин, поглаживая свою жидкую бороденку. Между делом кивнул юнцу на почти потухший костер. Мол, почему не следишь. Еще принеси сухих кизяков, чтобы запас был. Им ведь всю ночь здесь сидеть, сторожить русских. — Даже девок охаживать с коня нужно. Только так мужская сила будет крепнуть. Тогда неутомим будешь в этом деле, как хороший жеребец будешь… — оскалился крымчак, показывая жестами, что имел ввиду. — Одни сыновья после того рождаться будут. На земле же жены тебе девок приносить станут.

После этих слов воин сплюнул, вспомни, что у него самого одни дочери в семье были.

— Ничего, Ахметка. Скоро урус обратно в его леса погоним, покажу тебе, как девок с коня охаживать нужно. Чай не пробовал еще бабью сладость? — ухмыльнулся дядя, кивая покрасневшему подростку. — Вижу, что не пробовал. Научу. Уруские бабы хороши. Белые, полные, с густыми волосами… и пахнут травами. Ах, — причмокнул он губами, вспоминая что-то, только ему известное. И судя по довольному выражению лица, воспоминания эти были довольно сладостными. — Не то что наши девки — костлявые, маленькие, черные и пропахшие дымом и жиром. Тьфу! — вновь сплюнул. — Найдем тебе самую… — руками крымчак начал описывать в воздухе нечто гитарообразное с большими бедрами и мощной грудью.

В этот момент из степи донеслось тихое, еле слышное, ржание лошадей. Оба тут же вскочили и начали шустро тушить костер. Похоже, началось. Русские к реке вышли.

— Ахметка, скачи к Туруп-баю. Передай, что русские у реки. Я же начну степь жечь…

-//-//-

Огромные клубы иссиня-черного дыма заволокли весь горизонт. Они ползли по над горящей степью, затем подхватывались сухим ветром и уже поднимались к самому небу. Дышалось с трудом уже за пять — шесть верст. После каждого глотка воздуха нападал такой сильный кашель, что хотелось выплюнуть свои легкие вместе с остальными внутренностями.

— Ни хера себе встреча! — присвистнул Дмитрий, привставая на стременах, чтобы осмотреться по сторонам. Везде, куда только падал его взгляд, стоял плотный черный дым, через который с трудом проглядывалось солнце. Казалось, посреди дня на землю опустилась самая настоящая тьма. Многие даже креститься начали. — Жуткова-то.

Оказалось, их тут уже давно ждали и хорошо приготовились. Кое-где на той стороне реки были видны небольшие группы всадников, скакавшие по берегу с горящими факелами и поджигавшие сухую травы. Та мгновенно занималась, с треском начиная испускать чадящий дым.

— Ну, Димон, ты и попал в переделку, — его настроение, и так бывшее не самым радостным, вообще, упало «ниже плинтуса». Шансы на удачное выполнение миссии таяли просто на глазах. — Точно задница… Не прибавить, ни убавить. Как тут наступать? Темно, как в ж…е у негра.

Похожие мысли, как оказалось, обуревали и воевод, возглавлявших русские полки. На общем сборе, где Дмитрий скромненько сидел с гусиным пером в руке, все, как один, высказались за «осторожность». Мол, не следует лезть в горящие крымские степи очертя голову без разведки. Нужно немного выждать, дать войскам отдохнуть после тяжелого перехода, подумать о запасах воды. Только главный воевода Голицын уперся, настаивая на немедленно выступлении к Перекопу.

— … Все мы роту[2] давали, что крымчака будем бить не жалея себя, что отомстим за разоренные русские земли и угнанных в рабство православных. А сейчас? В кусты⁈ — с пафосом восклицал Василия Голицын, стоя перед воеводами. — Враг перед нами, за речкой! Нужно лишь перейти реку и догнать его! Что же вы братья? Огонь скоро утихнет и не будет нам преградой. Коней напоем и вперед пойдем. Некуда будет от нас крымчаку деться…

Недовольно сопевшие воеводы молчали. А что тут было говорить? Все понимали, чего так Голицын в бой рвется. Хочет для государыни Софьи Алексеевны победу вырвать к басурман и победителем к ней прийти. Нарышкиных, родственников царевича Петра к тому же опасается. Если же он разобьет крымского хана, то ему никакие Нарышкины не будут страшны. Они ему слова не скажут, ибо настоящий герой, тысячи православных душ от полона спас.

— Что на степи бояться? Тут через каждый дневной переход источники или колодцы. До одного места дойдем и передохнем, после до следующего места пойдем. Так крымчака и до самого Перекопа погоним, где ему и деваться некуда будет, — Голицын, ни дня не воевавший, явно почувствовал себя великим полководцем. Рассуждал резво, самоуверенно. По его разумению, крымский хан скоро сам к ним на поклон придет. Мол, деваться ему все равно некуда. Ведь, его главный союзник, Османская порта, занят в войне с европейскими странами. Одному же тягаться с Россией крымчаку будет не с руки. — Нужно только чуть — чуть надавить на хана, чтобы из немного юшка[3] брызнула. Вот мы и надавим на хана.

Кто-то из бояр все-таки не выдержал. С лавки встал лысый грузный мужчина в блестящим нагруднике, из под которого выглядывала тонкого плетения кольчуга. Осмотрел всех собравшихся исподлобья, словно приценивался, как всех саблей по сподручнее порубить.

— Я, братья, супротив свое слово скажу, — скрипучим голосом начал боярин, оглаживая стоявшую торчком бороду. — Не след нам за реку сразу идти. Всех воев потеряем. Басурмане добре воюют. Коняги у них быстрые, легкие. Будут вокруг нас кружить и стрелами осыпать, наши силы выматывая. Час за часом, день за днем по нам по нам будут из луков стрелять. Пока мы из мушкета по крымчаку пальнем, он успеет десяток, а то и полтора стрел в нас в ответ выпустить. Какая-нибудь одна цель и найдет.

Боярин, видно опытный воин, предлагал дельные вещи. Прежде всего, по его мысли, следовало возле реки разбить лагерь и возвести вокруг него хорошие укрепления. Лучше бы построить целый военный городок, от которого понемногу и начинать двигаться в глубь территории Крыма. Шаг за шагом, шаг за шагом, пока крымский хан не решиться им сражение дать.

— … Сделаем так, то и войско сохраним, и славу себе сыщем, — закончил рассказ боярин, тяжело плюхнулся на лавку. Тут же и остальные одобрительно зашумели. Никому не хотелось бездарно умирать от вражеской сабли или кинжала.

Только разве главного воеводу разве свернешь с его пути. Уперся тот, как баран и талдычит одно и тоже. Мол, стоять около вражеских земель и не атаковать есть настоящее порушение воинской чести. Следует немедленно идти вперед.

Совсем Голицын «удила закусил». Думает не поход будет, а легкая прогулка.

— Что вы языками пустое болтаете⁈ Не будет никогда крымчак источникитравить и закапывать! Ему здесь жить… — распалялся он, когда услышал про возможное отравление колодцев в степи. —