можешь сказать?! — спросил он, недоуменно посмотрев на меня.

— Я на секунду подумала, что ты сделал что-то действительно коварное, чтобы избавиться от меня.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Сколько бы дерьма я тебе ни наговорил, ты мне действительно нравишься, Лили. Что ж… сейчас. Не с самого начала.

— Спасибо тебе, Себастьян. — Я улыбнулся. — Ты мне тоже очень нравишься.

Очевидно, ситуация становилась для него слишком щекотливой, поэтому он отвел взгляд и покачал головой.

— Я думаю, что больше всего на свете постоянные вопросы — это то, что достало Коннора. Он никогда хорошо не реагировал на неопределенные отношения.

Это звучало знакомо.

— Неопределенные..?

— …Отношения, — сказал Себастьян. — Я видел это десятки раз раньше — буквально десятки раз раньше: маленькая мисс Штучка начинает хотеть от него большего, чем он хочет дать, по крайней мере, эмоционально — и она начинает давить на него. Он просто смотрит НА ЭТО.

У меня в животе начались спазмы.

— Но обычно он просто проводил с ними время. Он явно заботится о тебе, вот почему я не могу понять, почему он так себя ведет, — нахмурился Себастьян. — Я имею в виду, что СМИ, желающие бить в свадебные колокола, раздражают, но я бы не подумал, что они зайдут так далеко. И я вижу, что у него проблемы со всем этим «ты жертвуешь собой», и он тебе по-крупному обязан, но я бы не подумал, что у него возникнут проблемы с этим так рано. Я думал, что это будет таиться где-то в глубине его сознания, но я думал, что он еще какое-то время будет отрицать свои чувства. Это то, что он обычно делает. Хоть убей, я не могу понять, почему это началось сейчас.

Однако я точно знала, когда это началось и почему.

— Он сказал мне, что любит меня, — выпалила я.

— Это было по телевизору, дорогая. — Себастьян искоса посмотрел на меня.

— Нет, в реальной жизни. До того, как он появился на телевидении.

— Что?! — Глаза Себастьяна расширились от шока.

Я сбивчиво рассказала ему о той ночи, когда мы узнали о шантаже, когда мы прилетели обратно в Лос-Анджелес и Коннор напился.

— О черт, — простонал Себастьян и закрыл глаза.

— Обычно это замечательно, когда парень говорит тебе, что любит тебя, — с горечью сказала я.

Он посмотрел на меня так, словно ты слишком туп, чтобы тебе поверить.

— Дорогая, как человек с большим опытом работы в этом отделе — гей или, цитирую без кавычек, «натурал», это не имеет значения — поверь мне, когда я говорю тебе вот что: каждый раз, когда великолепный мужчина с ужасными семейными проблемами напивается в стельку и говорит тебе, что любит тебя, после того, как узнал тебя всего пару дней, через несколько дней будет драма с большой буквы «Д».

— Я не просила его говорить это, — прошептала я.

— Я знаю. — Голос Себастьяна стал мягче, сочувственнее. — Но у него есть тупой натуралистический эквивалент раскаяния покупателя. Он сказал слишком много, и теперь он в панике. Именно поэтому все эти вопросы репортеров о свадьбах и белых штакетниках не дают ему покоя.

Я наполовину вздохнула, наполовину всхлипнула.

— Что теперь будет? — спросила я.

— Ну что ж… Я могу сказать тебе вот что: чем сильнее ты цепляешься за него, тем более неловким это будет становиться. Так что ты можешь торчать здесь неделями или, возможно, даже месяцами, наблюдая, как он медленно превращается в эмоционального зомби, или ты можешь покончить с этим на своих условиях, когда захочешь. — Он озамолчал и уставился на меня. — Почему ты улыбаешься?

— После того, как мы расстались в первый раз, я думала о себе как об эмоциональном зомби. Но тот, который нуждался в объятиях, — смущенно объяснила я.

— Ну, Коннору не нужны объятия, ему нужен пинок под зад.

Я рассмеялась, но смех этот умер быстрой смертью. Я умоляюще посмотрела на Себастьяна.

— Что я должна делать?

Себастьян на несколько мгновений задумался. Я видел, как вращались колесики, пока он, наконец, не пришел к какому-то выводу.

— Оставь его. Как можно скорее.

— Что?! — Я уставился на него.

— Я что, заикался? — язвительно спросил он.

— Но почему?!

— Потому что всегда лучше быть тем, кто сбежал, чем быть тряпкой у двери. Прямо сейчас он боится, что прикован к тебе наручниками — из-за того, что он сказал, из-за того, что ты для него сделала, — и это заставляет его паниковать и вести себя совершенно иррационально. Ему следовало бы больше бояться потерять тебя, но сейчас это даже не входит в его планы. Он не может разглядеть лес за деревьями, потому что его голова в дупле.

— Так… ты говоришь, я должна заставить его бояться потерять меня?

— Вот именно. Ты не удержишь мужчину, сказав ему, что боишься его потерять. Ты удерживаешь его, заставляя бояться, что он потеряет тебя.

— И что потом?

Себастьян пожал плечами.

— Может быть, это будет тем пинком под зад, который ему нужен, чтобы увидеть, что ты не какой-то там шарик на цепочке, что ты та, кто ему нужен. И если он не сделает шаг вперед, он потеряет тебя.

— Но ты сказал, что он ненавидит ультиматумы! Ты сказал, что женщины хотели большего, чем он был готов дать, а он всегда их бросал…

— Я сказал оставить его, я не говорил ставить ему ультиматум. Миранда бросила его, и он был совершенно разбит. И эта сучка ему совершенно не подходила. Яд в красивой бутылочке. Ты…

Здесь он остановился, склонил голову набок и оглядел меня с ног до головы.

— Ну, ты далека от совершенства, но ты чертовски лучше любой другой женщины, которую я видел с тех пор, как приехал сюда. К тому же у тебя есть потенциал.

Я прищурилась и саркастически пробормотала:

— Спасибо за вдохновляющую речь.

Он пожал плечами.

— Я называю это так, как я это вижу.

— Я должна просто попрощаться с ним?!

— Ну, не говори глупостей по этому поводу. Держи дверь открытой, когда будешь уходить. Не будь стервозной или холодной, но ты должна провести черту на песке и быть готовой придерживаться ее. Поговори с ним, на всякий случай, если я что-то не так понял, в чем я серьезно сомневаюсь, но будь тверда. Скажи ему, чтобы он пришел навестить тебя, когда разберется со своим дерьмом, но что ты не будешь ждать вечно.

— Но… он миллиардер с неограниченным выбором. Я… А я никто.

Себастьян посмотрел мне прямо в глаза.

— Так думает половик, а не тот, кто сбежал. И нет, у него нет