неуклюжести. Растерянная, вся розовая от смущения.

— Полина, — шепнул он, надеясь, что ожидание его не сломает, — посмотри на меня.

Ей удалось это не сразу, но, поколебавшись, она всё-таки подняла на него взгляд. Бездонные бирюзовые омуты. Он начинал в них тонуть.

— Я ведь это себе не придумал.

Он задал вопрос без вопросительных интонаций. И спустя мгновение, растянувшееся в бесконечность, она едва заметно качнула головой.

И он хотел бы знать, почему. Когда и почему всё изменилось? Поверить в то, что она каким-то чудом изменила своё к нему отношение… Но только с чего бы вдруг, если он продолжал вести себя с ней как распоследний мyдак?

Но стал бы он прям сейчас это всё выяснять? Когда его руки лежали на её гибкой талии, а её маленькие ладошки прижимались к его груди?

Может, он и мyдак, но не идиот. И не самоубийца.

Он возьмёт что дают. И столько раз, сколько ему будет позволено.

В голове у него ещё звучал едкий смешок его незрелого эго, высмеивавший такое вот раболепие, но телу было плевать на всякие попытки его пристыдить.

За ожидавшую его плату он был готов подчиняться.

Глеб склонился к её ждущим губам и почти ожидал, что она отстранится. Но жена охотно встретила его жажду, а ладошки на его груди сжали влажную ткань в кулачки.

Реакция оказалась незамедлительной.

Его язык скользнул меж её губ, и он едва не заурчал от удовольствия. Молнии продолжали пронизывать тело. Все ощущения обострились до невозможности.

Напряжение росло с космической скоростью.

Поэтому он прервал поцелуй, схватил её за руку и потащил за собой. Иначе ей грозило стать его жертвой прямо там, на кухонном столе, посреди измятых в хлам кексов.

На втором этаже он подхватил её на руки, ногой распахнул двери своей спальни и каким-то чудом нашарил включатель — комнату залил мягкий свет ночников.

О ком бы она ни думала, с кем бы до этого ни была… он заставит её забыть обо всех, кто был у неё прежде, даже в мыслях. Не важно, что было. Важно лишь то, что у них есть прямо сейчас.

И горечь прежних его размышлений смыло этим простым и единственно верным решением. Не важно, кто у неё был до него. Важно, что после него никого уже не будет.

Его пальцы вслепую нащупали продольную молнию на спине, и спустя миг спорхнувшее с плеч домашнее платье полетело на пол, заставив его задержать дыхание.

Она возилась с пуговицами его рубашки, пока он нетерпеливо освобождал её волосы от многочисленных шпилек, и когда густая волна рухнула ей за спину, медленно выдохнул, зарылся в них пальцами, чуть оттянул вниз, вновь находя её губы.

Всё летело в тартарары. О прелюдии придётся забыть.

Он возьмёт её прямо сейчас, иначе…

Она дышала часто и тяжело, когда он уложил её на постель. Силилась что-то сказать, но он закрыл ей рот поцелуем.

Остатки одежды полетели на пол, и его буквально жгло прикосновение к её обнажённому телу.

Она больше не пыталась заговорить и лишь постанывала, и это выводило его желание на новую высоту.

Долго и нежно — потом. Сейчас — утолить эту дикую жажду. Ей это нужно так же, как и ему.

И он почти в ней, но… мир затормозил болезненно резко.

Препятствие.

Глеб вытаращился в её распалённое желанием лицо, закушенную нижнюю губу…

Да не может этого быть.

— Это… это что, пластика? — и собственный хриплый шёпот выводит его из транса. Слишком поздно он понял, что озвучил свой шок.

Голубые глаза таращатся на него в ответ. Но напряжение слишком, попросту нечеловечески велико.

И он рушит эту преграду.

Она всхлипывает, а его накрывает — без шансов хоть как-то предотвратить или хотя бы замедлить неизбежное.

Волна за волной вышибают из его головы все мысли. И на какое-то время он нем и оглушён переживаемым.

В себя его приводит её дрожащий, срывающийся голос:

— Пл… пл-ластика?..

Глава 48

Вернуть оброненные слова невозможно. Сказанное сказано — и дороги обратно не существовало.

Он тяжело дышал, будто пробежал марафон, упираясь лбом в её подрагивавшее плечо. И пусть она тоже пока не могла отдышаться, но уже задёргалась под ним — нервно и нетерпеливо.

— С-с-с-слезь с меня! — прошипела ему прямо в ухо. — Немедленно!

— Полина…

— Н-не смей, слышишь? Не смей вообще ничего говорить!

Её ёрзания дарили совершенно противоположный эффект. Его тело слало отчётливый сигнал, требуя повторения.

Ч-ч-чёрт…

— Ты слышишь меня? Говорю тебе…

Глеб приподнялся над ней ровно настолько, чтобы как следует обхватить за обнажённые плечи и придавить к постели.

— Лежи смирно! — прорычал он ей прямо в лицо, всеми силами стараясь глушить нарастающее возбуждение. — Иначе я не выпущу тебя отсюда до рассвета, ясно тебе?

Она замерла, а на раскрасневшемся лице сияли громадные глаза испуганной лани. Ничего красивее он за всю свою жизнь не видел.

Твою-то мать, к каким чертям всё катилось…

Кажется, она наконец поняла, в чём состояла проблема. Лежала под ним, словно статуя, но это не сильно-то помогало.

— Как… как тебе такая дикость только в голову-то взбрела… — прошептала она, и её дыхание обдало чувствительную кожу на его шее, послало вдоль по позвоночнику молнию, отозвалось сладостной болью там, где их тела сейчас соприкасались.

Глеб молчал, честно пытаясь придумать внятный ответ на этот резонный вопрос:

— Не знаю.

— Я даже представить себе не могу, кому бы понадобилось подобной п-пластикой заниматься, — её шёпот звучал всё тише. — Это же… бред.

— Легче поверить в это, чем в то, что такой женщине, как ты, до сих пор не приходилось…

Он не успел закончить свой убийственно корявый комплимент. Наверное, должно было пройти ещё какое-то время, прежде чем он отважится прямо признаться ей, что красивее женщины за всю жизнь не встречал. Куда там. Он даже себе в этом не сразу признался.

Но она и не подумала дарить ему это время. Потому что по-своему истолковала его слова. Голубые глаза распахнулись от шока, и случилось почти невероятное — она умудрилась вывернуться из-под него. Гнев придал ей необходимые силы.

Глеб повалился на бок, едва не застонав от ощущения беспощадной пустоты. Тело продолжало скручивать судорога желания.

Сдёрнув с постели скомканное покрывало, она укуталась в него, будто в римскую тогу, и теперь метала молнии.

— Т-такой женщине, как я? Т-ты… ты на что намекаешь? Думал, раз я детдомовская, так я на улице жила и всем подряд отдавалась?!

— Полина, ты всё не так…

— Да неужели?