Ехали сравнительно быстро, как позволяли только недавно восстановленные рельсовые пути. Бросались в глаза два оригинальных приема, какими немцы разрушали железнодорожное полотно. Один — когда каким-то приспособлением, закрепленным свободно на головке одного рельса, на ходу вся колея поднималась вертикально, «на попа» и становилась похожей на огромный штакетник, длиною в несколько километров. Другой — когда каким-то устройством вроде гигантского крюка-плуга на платформе, прицепленной к паровозу, опущенного на полном ходу между рельсами, каждая деревянная шпала ломалась этим «шпалоломом» пополам как спичка. И так на протяжении сотен метров.

Следовали мы по Гомелыцине через Речицу, Калинковичи. Затем уже наш путь лежал по Украине, через Овруч, Сарны и до Маневичей. Дальше железнодорожные пути еще не были восстановлены, и нам пришлось уже в пешем строю в течение двух суток пройти более 100 километров по тому Украинско-Белорусскому Полесью, по местности, которую знатоки называли Пинскими болотами, в район близ украинского городка Ратно, еще находившегося за линией фронта. Оказывается, 1-й Белорусский фронт своим левым флангом находился на северо-западной, Полесской части Украины. Там нас поставили в оборону на реке Выжевка, где мы сменили какой-то гвардейский стрелковый полк и стояли там долго, даже после того, как 23 июня начался тот самый «Багратион».

Вся колея поднималась вертикально, «на попа», и становилась похожей на огромный штакетник

Река Выжевка была невелика, еще меньше, чем Друть, но ее низменные болотистые берега образовали почти километровой ширины заболоченную нейтральную полосу. Окопы, где нам предстояло месяц держать оборону, были отрыты нашими предшественниками, наверное, еще зимой, но оказались добротными, полного профиля и с достаточно хорошо укрепленными крутостями. На некоторых участках даже были устроены крепкие, «в три наката», землянки. Так мы оказались в оперативном подчинении 38-й гвардейской Лозовской стрелковой дивизии 70-й армии. Теперь нашим командармом стал уже не генерал Горбатов Александр Васильевич, а генерал Попов Василий Степанович.

В дальнейшем и в послевоенное время я стремился не терять из вида прославленного генерала Горбатова, оставившего в моем сознании незабываемые впечатления и воспоминания. По сводкам Информбюро и газетам я знал, что 3-я армия нашего командарма начала в июне 1944 года ту знаменитую операцию «Багратион», и именно с тех плацдармов, за которые 4 месяца тому назад, в феврале сражался наш 8-й штрафбат. Достойно прошла армия Горбатова весь путь до Победы, принимала участие во взятии Берлина, одной из первых вышла на Эльбу. Сам генерал Горбатов даже был одно время военным комендантом поверженного Берлина. Затем, пройдя ряд высоких должностей, он был назначен командующим Воздушно-десантными войсками.

Когда после войны я учился в Ленинградской военно-транспортной академии, еще на третьем курсе просил командование факультета, когда окончу академию, при возможности получить назначение в ВДВ, в войска, которыми командует мой любимый командарм. Эта моя просьба в 1955 году была удовлетворена. Но, к моему сожалению, за год до этого Александр Васильевич Горбатов передал командование десантниками генералу Маргелову Василию Филипповичу, тоже легендарному человеку. Я горжусь тем, что хоть и не долго, но послужил в этих войсках, и мысленно благодарил всегда Александра Васильевича Горбатова за то, что именно память о его добром имени привела меня в Воздушно-десантные войска.

Генерал Попов В. С.

Свой рассказ о штрафбате я начал с того, как я оказался в нем на командной должности. А как я до того стал офицером, как вообще встретили мы, июньские 1941 года выпускники средних школ, сообщение о начале войны, как начиналась моя военная служба — все это читатель узнает из моих отступлений от хронологии этой книги в других ее главах.

Начну со своей родословной. На первый взгляд, это может представлять мало интереса для современного читателя, но для характеристики той эпохи, в которой формировалось мировоззрение нашего поколения и мое в частности, это, считаю, имеет определенное значение. Да и не помешает пролить свет на непростые тридцатые годы, как они складывались на Дальнем Востоке, особенно голодный для населения многих регионов СССР 1933 год. Мне было тогда всего 10 лет, но я хорошо помню это время.

Драматические события того года некоторые из руководителей Украины, а вкупе с ними и недобросовестные историки много лет возводили в ранг умышленного «голодомора» именно украинцев «кацапами» и «москалями» и даже соорудили «музей голодомора», в котором большинство фотографий, выставленных на стендах этого «музея», отображали не бывший действительно голод 1932–1933 годов в Украине, а Великую депрессию в США. Фальсифицированными оказались и «Книги памяти жертв голодомора», издаваемые во многих украинских областях. В одних случаях в книги заносили живых украинцев — согласно спискам избирателей, или в книги попадали умершие не от голода, спившиеся, попавшие под лошадь и прочие случайно убиенные или погибшие.

От голода в разной степени страдали в то время Поволжье, Урал, даже Кубань, Сибирь, да, считай, вся наша страна, но не возводили там это бедствие в ранг умышленного геноцида. Голодный 1933 год коснулся и Дальнего Востока, откуда я родом.

Василий Васильевич Пыльцын, отец А. В. Пыльцына

Появился я на свет в конце 1923 года в семье железнодорожника тогда еще Дальневосточного края, на полустанке Известковый. Это уже в 1948 году этот полустанок стал узловой железнодорожной станцией, от которой идет железная дорога на север, на Чегдомын, и получил статус городского поселка. Когда мне пришла пора поступать в школу, отец добился перевода на станцию Кимкан, где имелась начальная школа, «выросшая» вместе со мной в неполно-среднюю (7 классов). На этой станции наш дом стоял очень близко к железнодорожным путям, так что, когда проходил поезд, дом всегда дрожал, будто вместе с ним собирался тронуться в дальний путь. Сейчас Кимкан не узнать: поселок давно уже переименован в село, жителей там от прежних полутора тысяч осталось человек 80, закрыты все социальнокультурные учреждения. Разруха, как и во всей постсоветской российской деревне.