В общем, время шло как-то быстро, довольно весело и совершенно незаметно. Наступил и уже даже перевалил за середину декабрь, все покрылось снегом, в воздухе запахло Новым годом и праздником — ещё одно забытое ощущение. Петя, похоже, сделал какие-то свои выводы по поводу моих отношений с Валькой, потому что намёки на кофе становились все настойчивей и отчётливей. В общем, я и сама не находила причин, отчего бы старым друзьям не выпить как-нибудь по чашке кофе вечером в пятницу, после посещения ресторана, в интимной обстановке Петиной холостяцкой квартиры. К себе мне все-таки его вести не хотелось, незачем пока это, а вот зайти к нему… Да хоть бы и в ближайшую пятницу…

В этот день мы пошли не в ресторан, а в ночной клуб. Довольно большой и модный, как объяснил мне Петя, — сама я в этом не разбиралась. Про рестораны ещё что-то понимала, а уж про эти заведения — совсем ничего. Я там никогда не была. По ночным клубам жён, вернее, супруг, не водят. Это — для девочек. И вот теперь я в этом качестве, наконец, сюда и попала.

Мне не понравилось. Прямо очень. Во-первых, громко. Музыка орала — себя самого слышно не было, не то что соседа. Накурено так, что дым стоит сплошной завесой. Потом — свет. То есть, вернее, не свет, а темнота, перебиваемая ярко-неоновыми вспышками, в которых все, что не было чёрным, казалось мертвенно-синим. А если к этому добавить мигание разноцветных лампочек вокруг эстрады, или танцпола, или как они там называют эту площадку в центре, так просто хотелось надеть чёрные очки. Желательно сплошные.

Еда, может, была и ничего, но вот вся эта обстановочка… Мне даже пришло в голову, что, может, Петька специально выбрал такое место, чтобы меня зомбировать и я не брыкалась бы потом насчёт кофе. Смысл в этом был. Попав из этой пыточной камеры на свежий воздух и в тишину, я могла бы от радости и вправду поехать куда угодно. Надо было, наверно, ему заранее сказать, что я и так не против, мучиться бы не пришлось.

С действительностью меня примирили, как это ни странно, танцы. С ума сойти. Я — и танцы. Такого сто лет не случалось, со времён школьных дискотек. А тут оказалось, что это очень здорово, что я страшно по танцам скучала, что медленный танец — это ужасно романтично и что если бы убрать все эти вспышки, взблески и людей вокруг…

Тут я их и увидела. Вернее, сначала — его. Гришу. Он сидел вполоборота ко мне, столика за три от нашего, и был совершенно поглощён беседой. С кем — я не разглядела, да мне, если честно, было не до того. Если Гриша, значит, и Валька здесь! Они вечно вместе ходят, «по делам фирмы» или «расслабиться». Кошмар! Сейчас они меня увидят, и что тогда будет! Надо срочно убегать.

Я уткнулась лицом в Петино плечо и стала из-за него осматривать зал, ища Вальку. В пределах видимости его не наблюдалось. Я вгляделась попристальнее в Гришиного соседа, и тут… Это был вообще не сосед, а соседка. Белокурая баба, чем-то знакомая мне. Боже праведный! Это была Марина!

Испуг во мне сменился дикой яростью. Вот мерзавка! Да как она посмела! Совсем с ума сошла. Откуда она вообще узнала Гришу, вернее, не Гришу, а про Гришу, про то, что я когда-то с ним… Стоп. Ничего не было, было и прошло, нечего узнавать. Но все-таки? Уж точно я ей не говорила, а он тем более не мог. Опять стоп. Конечно, не мог, ведь я — это она, вернее она — это я. Не мог же он мне — обо мне. Но тогда…

Мы развернулись в танце, и я оглядела сцену под другим углом. Сидят, шепчутся и держатся за руки. Свинство какое. Ну, шепчутся — это ещё понятно, тут, кроме как на ухо, и не поговоришь, но за руки… Очевидно, что у них роман. И это бы ещё ладно, хотя и гадость, но чтоб в публичное место пойти… Разве я могла бы… А Валька узнает…

И тут до меня дошло, что основная причина моей злости — это не ревность к Грише и не опасения за свою репутацию, а то, что они обманывают моего мужа. Вальку. Жена, можно сказать, и сотрудник. Первый зам и всякое такое. За его спиной. Кстати, интересно, а где же он сам? Время позднее, хоть и пятница. Хотя, наверное, тоже где-то шатается, расслабляется после трудной недели. Это только я, дура, сидела, как привязанная, в девять спать ложилась. Нет, но Марина-то какова. Так нельзя. Надо что-то делать. Надо ей сказать.

Тут музыка, по счастью, кончилась, мы вернулись за столик, и я обрела относительную свободу действий. Так. Во-первых, надо сесть, чтобы их видеть. Во-вторых, надо, чтобы меня саму не заметили. Быстро решив в уме эту тактическую задачу, я развернула должным образом свой стул, объяснив Пете, что мне так меньше бьёт по глазам. Теперь, наверное, надо дождаться, пока Марина выйдет в туалет, и отловить её там без свидетелей.

Минут через двадцать она поднялась и направилась к выходу. Я тоже вскочила, может быть, несколько нервно, пробурчала что-то типа: «Я сейчас», и кинулась вслед. Честное слово, Петя, наверное, решил, что у меня внезапный приступ поноса, ну да наплевать. Сейчас важнее другое.

Я поймала Марину уже в помещении дамского туалета, у зеркала. Она помаду подновляла. Ну и цвет, между прочим. Взбесившийся анемон какой-то.

Я дёрнула её сзади за руку и прошипела:

— Ты что делаешь? Совсем с ума сошла?

Тут я нечаянно глянула в зеркало и снова обалдела. Все-таки до чего же мы одинаковые. Даже при том, что на Марине красовалось нечто бордово-лиловое, а на мне моя единственная чёрная водолазка, наши отражения легко можно было бы перепутать. Это зрелище как-то охладило мой запал. Марина же, очевидно, за время случайной паузы успела прийти в себя и осознать, кто перед ней, потому что ответила мне вопросом же на вопрос:

— Господи, Арина, это ты? А что случилось-то?

Я опять завелась:

— Что случилось?! То и случилось. Ты соображаешь, что делаешь? Зачем ты сюда пришла?

— А что, нельзя было? — в её глазах стояло искреннее недоумение. — Ты мне не говорила, что именно сюда нельзя.

— При чем тут — сюда, туда? Ты с кем пришла?

— С Гришей. Ну и что?

— Ну и то! Он тебе кто? Можешь не говорить, все и так видно.

— Ну и что? Он и тебе был то же самое, между прочим, а ты мне ни слова не сказала, я чуть не подставилась из-за этого. И что мне делать оставалось? Пришлось играть до конца.

— Не говори ерунды! Я тебе не сказала, потому что нечего было говорить, ничего и не было, все давно кончилось. Да не в этом дело! Зачем вы пришли? Зачем вы вообще куда-то ходите? Ты что, не понимаешь? Вас же засекут, тут везде полно знакомых, а он Валькин зам, знаешь, какой скандал будет?

— А мне плевать! — Марина дёрнула плечом. В голосе её звучало что-то новое. — Пусть будет. Пусть узнает. Я так и так собиралась ему сказать.

— Что сказать?

— Что мы любим друг друга. Что я от него ухожу. Что мы с Гришей поженимся.

Честное слово, было б там, куда сесть, я бы села. На пол мне не хотелось, он был какой-то не очень чистый, а у меня последние штаны. Смешно, как в критической ситуации бросаются в глаза разные отвлечённые вещи, вроде грязи на полу. Но садиться на него все равно не хотелось. Поэтому я просто перевела дыхание, постаралась взять себя в руки и все обдумать, насколько это было возможно в такой обстановке. Я, конечно, в последнее время как-то закрутилась — школа, статьи, Петька, — действительно, мы с Мариной давно не общались. Но сколько это — давно? Неделя, две… Не могло же все до такой степени запутаться?