Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мишати свиням полову;
А ей, хлопци, за нами,
Иижьте полову з свинями!
Последнее качество высказывается в целом ряде песен, где девицы подсмеиваются над молодцами, самих себя изображают в хорошем свете, а их — в комическом виде.
Ой, наша парубки
Поихали на лови,
Та вловили комаря,
Стали его дилити:
Сему-тому по стегну,
А Микити тулупець,
Що хороший молодець;
А Василеви голова,
Що великий без ума;
А Йвасеви хвостище,
Що великий хвастище.
Значительная часть этих песен сопровождается играми сценического свойства. Должно быть, в языческое время многие из них были религиозным освящением разных занятий, предстоящих в наступающее лето.
Ой збирайся, родино,
Щоб нам жито родило,
И житечко, и овес,
Ой, збирайся рид увесь,
И пшеница, и ячминь,
Щоб нам жать було смашний.
Таким образом, мы встречаем здесь сеяние проса, жита, льна, мака, гороха, пасение скота; в число таких занятий входила и война, как показывает одна веснянка, в которой девицы, разбиваясь на две половины, показывают вид, что идут воевать одни против других, и поют: «Пустите нас воевать этот свет!» — «Не пустим, не пустим ломать мосты, — отвечают другие. — А мы как захотим — мосты разломаем и заберем все деньги».
«Пустите нас, пустите нас сей свит воювати». —
«Не пустимо, не пустимо мости поламати». —
«А ми як схочемо —
Мости поломимо,
То вси гроши заберемо».
Игра в зайчика с песенкою, где изображается пойманный зайчик, указывает на охоту.
Зайчику сиренький,
Зайчику биленький,
Як зажену зайчика
Клинцем булавинечком.
Та никуда зайчику вискочити.
Многие игры и песни изображают события семейной жизни. Есть песни, в которых весна представляется олицетворенною. Ее торжественно приглашают (закликают), обращаясь к какой-то матери с припевом, бесспорно языческим: «Ой, лелю-ладо!» —
Благослови, мати,
Ой, лелю-ладо, мати!
Весну закликати,
Зиму провожати, —
припевом, который вообще употребляется при многих веснянках. В другой веснянке, обращаясь к весне, приглашают развиваться дуброву.
Ой весно, весно, веснице,
Час тоби, диброво, розвиться.
В третьей поется: «О, весна, весна, с красными днями! Что ты нам принесла?» — «Я принесла вам лето, зелень хлебную, хрещатый барвинок, пахучий василек».
«Ой весна, весна, днем красна,
Що та нам, весна красна, принесла?» —
«Принесла вам литечко,
Зеленее житечко,
Хрещатенький барвиночок,
Запашненький василечок».
В четвертой перечисляются занятия, ожидающие людей разного возраста: детей, стариков, старух, хозяев-земледельцев, замужних женщин и девиц.
«Ой, весна, весна, що нам принесла?» —
«Ой, принесла тепло й добрее литечко,
Малим диткам — ручечки бита,
А старим дидам — раду радити,
А старим бабам — посиданьнячко,
А господарям — поле орати,
А молодицям — кросенця ткати,
А дивонькам — та й погуляти!»
Сама весна изображается матерью: у нее дочь-девица; она, сидя в садике, шьет рубашку к своей свадьбе.
«Весна, весна, весняночка,
Де твоя дочка паняночка?» —
«Моя дочка у садочку,
Шие вона сорочку
Шовком та билью,
К своему весильлю».
Или, выгнав бычка за ворота, прядет, с намерением употребить пряжу отцу на полотенце, матери на серпанок (головное белое покрывало), а милому на подарок.
«Весна, весна весняночка,
Де твоя дочка паняночка?» —
«Погнала бичка за воротечка:
Пасися бичку, поки спряду мичку
Свому батеньку на рукавичку,
Своий матинци на серпаночок,
Свому миленькому на подарочок».
Эта весна или же, может быть, дочь ее — веснянка — олицетворяется в игре; девицы выбирают из среды своей самую красивую, обвешивают ее всю зеленью, на голову кладут венок из цветов, сажают на возвышенном месте, а перед нею кладут кучу венков. Все поют и пляшут перед нею. Потом она бросает на воздух венки, и девицы должны ловить их. Такой венок сохранялся до будущей весны как память прошедшей весны, если девица не выходит замуж до будущего года. Вероятно, все эти представления олицетворенной весны как в песнях, так и в играх истекают из глубокой языческой древности. Вероятно, также следует видеть остаток древнего мифологического изображения наступающего лета — или начала плодотворной деятельности солнца в виде новорожденного младенца — в веснянке, соединенной с игрою, называемой воротарь, распространенной во всем малорусском крае и во многих местах или вовсе потерявшей название воротаря, или изменившей его на володаря. Зовут привратника (воротаря). Он спрашивает: «Кто там у ворот кличет?» — «Царская (или панская) слуга». — «Что принесла?» — «Крошечное дитя». — «В чем оно посажено?» — «В золотом кресле». — «Чем оно играет?» — «Серебряными орешками». — «Что оно подкидает вверх?» — «Золотое яблочко».
«Воротарю, воротарю!» —
«Хто, хто у ворит кличе?» —
«Царськая (или панськая) служечка». —
«А що в ней принесено?» —
«Мизильнее дитя». —
«А в чим воно посажено?» —
«В золотим кресли». —
«А чим воно цятаеться?» —
«Срибними оришками». —
«А чим воно пидкидаеться?» —
«Золотим яблучком».
Или:
«Володарь, володарь,
Чи дома господарь?» —
«Та нема его в дома:
Поихав по дрова.
Церква замикана.
Церква одмикана…» —
«А хто в теи церкивци?» —
«Золотее дитятко». —
«А що з воно робить?» —
«Золотого ножика держить». —
«А що воно крае?» —
«Срибнее яблочко».
Точно так же древнее представление упадающей и снова воскресающей в течение круга годичного силы солнца образом умершего и ожившего человеческого существа отразилось в игре Кострубонько с соответствующими песнями, которые, однако, в настоящее время уже сильно разложились.
Умер, умер Кострубонько,
Умер, умер голубонько.
Умер та й не дише…
Кострубонька поховали,
Ниженьками притоптали.
Прийди, прийди, Кострубонько,
Стану з тобою на шлюбоньку,
Упедилю в недилочку,
При раннему