«Что же делать-то теперь?»

Растрепанный мальчишка в серой шубке сидел в снегу у переправы и горько плакал.

— Малой, обидел тебя кто? — окликнул мужик, что правил санями в сторону переправы.

Неждана помотала головой и шмыгнула носом.

— Шапку я потерял, дяденька, — наконец придумала она. — Мамка заругает.

— Да, вон же твоя шапка под березкой лежит, — указал мужичок кнутом.

И правда. Ванька успел шапку в снег кинуть, оставил ей, чтоб девчонка не замерзла.

— Благодарствую, — снова шмыгнула носом Неждана.

— Мож, подвезти тебя куды? — предложил крестьянин.

Она снова помотала головой.

— Ну, как, хошь, покедова, — мужик уже снова погонял свою кобылу.

— Дяденька, дяденька! — закричала ему вслед девчонка. — А ты не знаешь, кто такие в малиновых кафтанах с золотыми пуговицами?

Мужик хмыкнул:

— Видать, ты совсем с далекой деревни, коли не ведаешь.

Нежданка кивнула:

— Да, я из Небы…, - тут она нарочно закашлялась, чтобы мужик не понял ответа.

А то, как он сам из Небылиц будет? Шуба-то мехом наружу — значит, правобережный.

— Из терема то, люди Прозора, — ответил мужик. — Конь золотой тоже его- Каллистратом кличут. Видать, поймали вора, что коня с княжьего двора свел третьего дня, уж так искали — все с ног сбились

— А этот Прозор он кто? — снова шмыгнула носом Нежданка, пытаясь дознаться, как можно больше.

— Да, не твоего ума дело, — неожиданно грубо ответил мужик. — Много будешь знать, скоро состаришься!

Опасливо озираясь, он поворотил свои сани в сторону переправы. А Нежданка поднялась из сугроба и поплелась следом.

Глава 21 Прозор ведет следствие

До чего ж погано было на душе у Прозора с самого утра.

Когда он поступал на службу к князю, да потратил два года на то, чтобы собрать в своих руках главные ниточки власти в терему да во всем Граде, не думал он, что придется заниматься такими грязными делами.

Угрожать девчонке-сироте под улюлюканье дремучей суеверной толпы… Нашел с кем тягаться, Прозорушка. Даже в зеркало на морду свою смотреть мерзопакостно.

В приворотные свистульки Прозор ни разу не верил, а вовлекся во всю эту историю из-за дурака Колобуда, который пузо своей дочки прикрыть старался. Да, сам тоже хорош — меньше пить с Колобудом и Рагозой надо было, — ужО и бунт увидал в тех свистках, и толпу, что с вилами на княжий двор попрет… Да, и власти захотел над именами, в бересту писанными, — чего уж там.

Боги они завсегда за такое наказывают — Прозор то знал, поэтому старался жить по совести, насколько то возможно в княжьем терему да при власти.

Думал он, что там в Поспелке на самом деле колдушка завелась, морочит честному люду голову, втридорога продает свистульки, на обмане дураков подымается. Такую не жаль было и не плаху свезти, обогащение несправедливое пресечь. Кому в этом княжестве богатеть — то ему, Прозору, решать.

Заместо ведьмы на костяной ноге девчонка малая оказалась. А ведь сказывал Ванька — не поверили.

Донесли Прозору опосля уж, что мачеха падчерку заставляла те свистульки лепить, мачеха слухи об их приворотной силе распускала… А он? Хороши же они с Рагозой… А на Колобуда бы и вовсе зенки не глядели. Теперь точно придется сыскать ему Звонило, пусть всю жизнь с таким затем мучается.

Прозор глянул на сизую рубашонку в бурых пятнах — в лесу близ Поспелки нашли, на кусту у ручья тряпица висела. Неужели, правда, медведица девку заломала? Ни за что- ни про что пропала сиротская душа, из-за него, Прозора, такой сволочи.

Что-то не давало все-таки покоя. Уж послушать малиновых, так подле Поспелки посреди зимы ручей вскипел, затопило пол-леса, потому и погоня ни с чем обратно воротилась.

Следы медведя приметили поодаль, не там, где тряпицу на ивовом кусту нашли, зато такие те следы… Коли слушать этих лентяев, так там просто медведь-великан прошел. Видать, меды хмельные в Поспелке на такой траве варят, что потом и лед кипит, и рыкарь выше елок мерещится…

А все ж таки, запутанная история вышла — кругом обманки…

Рубашка сизая как-то странно порвана — как ножом ровно резали, а не зверь когтями драл. Да, и пятна бурые — на кровь похоже, да, может, и не она. Много уж Прозор кровушки людской повидал, привык даже, присмотрелся — знает, как выглядит.

— А что не провинился ли кто вчера али сегодня? — строго спросил Прозор у предводителя факельщиков Своерада.

— Как есть провинился! — завопил тот. — Ночью в Поспелке Хвощ свой факел об земь бросил и убежал вместе с ярмарочным людом.

— И где этот Хвощ нонче? — недобро спросил Прозор.

— Под замком в амбаре сидит! — снова заорал Своерад.

Прозор молча оторвал от Нежданкиной рубахи длинную полосу.

— Дай Хвощу в зубы разок-другой для ума просветления, — строго велел он главному факельщику. — Как юшка пойдет, рожу ему тряпицей утри, да мне вертай энтот лоскут. Понятно?

— Будет сделано! — выкрикнул Своерад и побежал выполнять указание.

Прозор его окликнул:

— До смерти не зашиби. Факельщиков и так в терему не хватать.

Потом еще одна умная мысля пришла в большую башку Прозора. Велел прачку главную к себе в хоромы кликать.

Когда прибежала баба Сухотка, он предъявил ей две сизых тряпицы, обе в бурых пятнах и подтеках.

— Могешь определить, чем обляпали? — строго спросил он.

Сухотка даже не стала брать в руки грязные лоскуты.

— Чего ж не могу, — хмуро ответила она, — мОжу. То свекла засохла — не отстирать уж, два дня пятну, а то юшка свежая, энту еще можно выполоскать.

— Точно? — строго спросил Прозор.

— Чай, пятнадцать годов княжьи порты и рубахи стираю, — разобиделась Сухотка от такого недоверия.

— Ручаешься? — все-таки переспросил Прозор.

Она молча подняла руки, оборотила ладони тыльной стороной и Прозору под зенки подставила — показала состиранные костяшки.