Я уже собираюсь отправить сообщение, но тут взгляд мой падает на фотографию, лежащую на столике лицом вниз. Поднимаю ее. Взгляд мамы говорит, что она простила мне вчерашнюю грубость. В горле набухает знакомый ком. Я целую палец и прикладываю его к стеклу, оставив на маминой щеке отпечаток. Сегодня у нее иное выражение – она словно хочет меня подбодрить, просит не унывать и не опускать руки.

Смотрю на экран телефона. Пальцы, словно по собственной воле, набирают еще одну фразу:

Нажимаю кнопку «отправить».

Всего шесть часов утра. День одиночества расстилается передо мной, как русская степь. Снова смотрю, нет ли сообщений, и в досаде отшвыриваю телефон. Он с громким стуком падает на персидский ковер. Я плюхаюсь в кресло и яростно тру виски. Пожалуй, если я останусь дома и буду каждую минуту смотреть на экран, к концу дня у меня поедет крыша. Я натягиваю куртку, заматываю шею шарфом, сую ноги в мамины резиновые сапоги и выхожу на улицу.

Небо сегодня имеет стальной оттенок, лишь на востоке переливаются розовато-оранжевые отсветы. От ледяного ветра у меня перехватывает дыхание. Я надеваю капюшон и закутываюсь шарфом до самого носа. Иду по Лейк-Шор-драйв. Озеро Мичиган приветствует меня жутковатыми завываниями. Волны наскакивают на берег в бессильной злобе, отступают и вздымаются вновь. Засунув руки в карманы куртки, я плетусь вдоль берега. Дорожка, по которой летом бродят толпы туристов и несутся стаи бегунов, ныне совершенно пуста. Еще одно удручающее напоминание о том, что все жители города проводят праздник в кругу семьи и друзей. Сейчас они весело завтракают, попивают кофе с круассанами и решают, чем лучше начинить индейку.

Обхожу отель «Дрейк» и двигаюсь на юг. Впереди виднеется Феррис-вил – колесо обозрения, похожее на кольцо на пальце пирса Нэви-Пиер. Судя по унылому виду колеса, оно, подобно мне, чувствует себя заброшенным и никому не нужным. Неужели я обречена на одиночество до конца дней своих? Мужчины моего возраста, как правило, женаты, а если нет, предпочитают встречаться с двадцатилетними девчонками. Кому я нужна, зачерствелый объедок на столе любовных угощений?

Навстречу мне движется какой-то бегун, перед ним несется черный лабрадор. Я отступаю чуть в сторону, пропуская их, собака бросает на меня дружелюбный взгляд. Обернувшись, я смотрю на бегуна, одетого в синий спортивный костюм «Андер Армор». Где-то я уже видела этого человека. Он тоже оборачивается, и на мгновение наши взгляды встречаются. Судя по отразившемуся на его лице замешательству, он хочет подойти ко мне, но потом решает, что не стоит. Улыбнувшись и махнув рукой, он продолжает свой бег, а я буравлю взглядом его удаляющуюся спину. И тут меня осеняет! Мистер Барберри! Человек, с которым я разговаривала в вагоне… Человек, с которым я столкнулась, выходя из дому. Неужели это он?

– Привет! – кричу я, но шум волн заглушает мой голос.

Что есть мочи я несусь за ним вслед. Во время нашей последней встречи я торопилась, потому что меня ждал Брэд. Надо сказать ему, что сейчас я одна и никуда не спешу! Но для этого нужно его догнать. Увы, мои резиновые сапоги не способствуют спортивным достижениям. Он маячит на добрых пятьдесят ярдов впереди. Быстрее, быстрее, приказываю я себе. Но тут подошва моего сапога предательски скользит, и я падаю на задницу. Сижу на холодной обледенелой дорожке и с тоской наблюдаю, как стройный силуэт мистера Барберри исчезает вдали.

Господи боже, глубина моего нравственного падения воистину неизмерима! Суток не прошло с тех пор, как мы расстались с Эндрю, а я уже бегаю – в буквальном смысле этого слова – за совершенно незнакомым мужиком. Дошла, что называется, до ручки! А кто бы в подобных обстоятельствах повел себя иначе? Мало того, что мои биологические часы тикают все громче, так еще мама подложила мне мину замедленного действия, которая неминуемо взорвется в сентябре!

Когда я возвращаюсь в мамин дом, день уже разгорается. Но, как это часто бывает в ноябре, вскоре небо задергивает плотная завеса серых туч, скрывающая солнце. В воздухе появляются снежинки, кружатся и мгновенно тают, опустившись на мою куртку. С тоскливо сжавшимся сердцем я поднимаюсь по ступенькам крыльца. У меня нет ни малейшего желания проводить этот день в одиночестве. Не хочу походить на несчастную героиню какого-нибудь слезливого фильма, которая в День благодарения готовит обед для себя одной.

Я накрываю на стол в столовой, бережно расстилаю мамину вышитую скатерть, раскладываю льняные салфетки. Всю эту красоту она купила в Ирландии, где мы были три года назад, и с тех пор непременно использовала в дни семейных праздников. По щекам моим ручьями текут слезы. Кто бы мог подумать, что наши семейные праздники так быстро прекратятся!

Словно желая разбередить собственную рану, во всех подробностях припоминаю историю своих отношений с Эндрю. Почему, ну почему он меня не любит? Почему меня никто не любит? Слезы жгут мне глаза. Наверняка теперь, отделавшись от меня, Эндрю вздохнет с облегчением и быстренько найдет идеальную девушку, которая подходит ему во всех отношениях. На этой девушке он женится, и они будут счастливы.

Смаргивая дымку слез, я начиняю индейку всякой всячиной и ставлю ее в духовку. Механически подготавливаю ингредиенты для маминого коронного блюда – запеканки из сладкого картофеля. Все эти хлопоты оказывают на меня успокоительное действие. Когда приходит время выложить фрукты в вазу, я уже не плачу.

Три часа спустя я извлекаю из духовки восхитительную индейку. Без преувеличения, никогда прежде она мне так здорово не удавалась. При виде золотистой хрустящей корочки невольно текут слюнки. Потом настает черед картофельной запеканки. Соблазнительный запах мускатного ореха и корицы щекочет ноздри. Я достаю из холодильника фруктовый салат и клубничный соус, режу помидоры и зелень, потом раскладываю все по пластиковым контейнерам и запаковываю в корзинку для пикника, которую заблаговременно принесла из кладовки.

По пути звоню Санквите. Когда я приезжаю в Джошуа-Хаус, она ждет меня у дверей.

– Привет, солнышко! Возьми это, хорошо? – Я протягиваю ей корзинку, а сама возвращаюсь к машине. – Я сейчас вернусь!

– Вы привезли нам праздничный обед? – спрашивает она, с удивлением глядя на корзинку.

– Угу.

– Мисс Бретт привезла нам кучу всякой вкуснятины! – кричит Санквита, обернувшись в сторону холла. Она заглядывает в корзинку. – О, да тут не просто индюшачьи отбивные, а целая индейка! До чего вкусно пахнет!

Чтобы доставить в Джошуа-Хаус всю свою стряпню, мне приходится сделать три ездки. Санквита помогает мне разложить угощение на кухонном столе, все прочие обитательницы приюта толпятся вокруг, словно муравьи, увидавшие кусок сахара. Я уже знаю некоторых в лицо, а кого-то даже по именам. Таня, Мерседес и Юлония принимаются нам помогать.

– Ох, давно я не пробовала фаршированной индейки!

– До чего вкусно пахнет картофельная запеканка!

– Пирог с кленовым сиропом! Офигеть!

– Угощайтесь, мои дорогие! – говорю я, опорожнив последний контейнер. – Санквита, увидимся в понедельник.