– «Да не причинишь ты зла соотечественникам и соплеменникам своим», – процитировала Гермиона.

– Никто из моих соплеменников и соотечественников не становился невидимым, – отрезал он.

Его сарказм попал в цель так же точно, как болт, выпушенный ею в Милафора.

– Подмор утверждает, что в легенде о Паратусе… Граф встал и бесцеремонно спихнул Гермиону на пол.

– Еще одно слово об этом идиоте, и я действительно прикончу тебя!

Гермиона решительно скрестила руки на груди:

– Эти перепалки не приблизят нас к решению моей проблемы. Если вы действительно осведомлены об этом лучше Подмора, почему сами не расскажете мне легенду о Паратусе?

– Рассказать вам…

– Да, почему бы нет? Возможно, если поведаете мне свою историю, я получу достаточно сведений, чтобы положить конец действию волшебства.

Гермиона сжала губы, прекрасно зная, что ее желание осуществится, только когда она узнает все его секреты. Но пока она должна найти способ покончить со всеми разговорами об убийстве.

– Если я буду все знать о Паратусе, это станет частью исполнения желаний.

– Да, возможно, – проворчал граф. – Но вы будете сидеть здесь.

Он показал на оттоманку рядом со стулом.

– В самые мрачные дни английской истории жил герой, превосходивший отвагой и благородством своих собратьев, – начал он.

– Первый граф Рокхерст?

– Да, – кивнул он.

– Первый Паратус, – уточнила Гермиона, положив ладонь ему на рукав.

В этот момент в душе графа словно вспыхнула искра.

Что такого в этой болтливой плутовке? Почему его кровь загоралась каждый раз, стоило им коснуться друг друга?

Рокхерст устремил взгляд на оттоманку, где, предположительно, сидела незнакомка.

– Так ты хочешь послушать мой рассказ или предпочитаешь болтать всякую чушь?

– О, простите, – извинилась Гермиона, убирая руку. – Пожалуйста, продолжайте.

Рокхерст пожалел о том, что больше не ощущает тепло ее ладони, но ничего не сказал.

– Имя его было Томас Херст, – продолжал он историю.

– Вторая половина фамилии Рокхерст! – воскликнула Гермиона.

– Совершенно верно. Первая половина появилась позже.

– И вас тоже зовут Томасом, верно? – Да.

– Но никто не обращается к вам по имени.

Рокхерст хотел что-то сказать, однако осекся. Это правда! Никто. Ни тетушка Ратледж, ни даже Мэри! Он так давно не слышал своего христианского имени, что почти его забыл!

– Никто. Ни один человек.

Гермиона тихо охнула, но промолчала, словно размышляя над этим обстоятельством.

– Как я уже говорил, Томас обрел обширные земли и богатство своим искусством сражаться в бою и на турнирах.

Граф не успел перевести дыхание, как заговорила Гермиона:

– И он правил своими людьми честно. Заботился о них. Аристократ и герой в полном смысле этих слов.

Рокхерст вопросительно вздернул бровь.

– О Господи, я опять вмешалась! – Гермиона с расстроенным вздохом стиснула его руку. – Боюсь, я слишком увлекаюсь французскими романами. В них герой всегда честен и справедлив, и поэтому я предположила… – Сообразив, что ее снова понесло, Гермиона на несколько секунд замолчала, прежде чем поклясться: – Обещаю, что этого больше не будет.

Но граф не поверил ни единому ее слову.

– Вы и в опере трещите без умолку?

– Никогда! То есть кроме тех случаев, если просто необходимо о чем-то упомянуть. Вроде ужасно безвкусного платья. Или когда у кого-то в ложе сидит женщина сомнительной добродетели. Например, на той недели лорд Боксли привез мисс Аппинггон на встречу с…

Рокхерст в отчаянии прикрыл глаза. Это займет всю ночь!

– Господи, опять я разболталась! Наверное, потому что так нервничаю.

– Нервничаете? По какому поводу?

– Потому что раньше я никогда не была наедине с мужчиной, – призналась Гермиона.

И это правда. Он по голосу это слышал.

– А я впервые провожу ночь с невинной девушкой, – ответил он.

– Я уже не совсем невинна, – напомнила Гермиона. – Мы были в постели, и вы ласкали меня…

Рокхерст мог побиться об заклад, что она снова краснеет. Значит, действительно так невинна, как клянется. Гнев его немного смягчился, потому что он искренне наслаждался ее удивленным вздохом, когда она достигла пика наслаждения.

У него чесались руки снова уложить ее в постель. Услышит ли он такой же восторженный крик во второй раз… или в третий?..

О чем он только думает, черт возьми!

Граф туже затянул пояс халата и пожалел, что на нем нет панталон. А заодно меча и арбалета.

Спаси его Господь от невинных! Он всегда молил Бога об этом. Именно поэтому держался подальше от лондонского брачного рынка из страха впутаться в скандал с одной из мисс, жаждущих поймать богатого мужа. Да эти мейфэрские барышни, с их широко раскрытыми глазами, пушистыми ресницами и зазывными взглядами, опаснее, чем дерга! Особенно эта. В два счета приковала его к себе!

Вот и получилось, что все его старания избегать подобных созданий ни к чему не привели. Теперь все так запуталось, что у него не было ни малейшего представления о том, как избавиться от нее… кроме самой очевидной.

– Да, я припоминаю, что случилось, – сказал граф, изо всех сил пытаясь ничего не вспоминать. Подождал немного, чтобы посмотреть, станет ли Гермиона его перебивать, но поскольку в комнате царило молчание, снова перешел к рассказу: – Как-то раз до Томаса дошли слухи, что у него появился соперник, объявивший себя самым доблестным воином во всем королевстве. Слухи росли и ширились, и каждый трубадур и путник, проходившие через долину, где раскинулись владения Томаса, повествовали о человеке, чью невероятную отвагу в битве никому не дано превзойти.

Ладонь Гермионы опять легла на его рукав, и граф замолчал, неожиданно представив, как ребенком взбирался на материнские колени именно на этом месте рассказа, но тут же выбросил из головы неуместные воспоминания и продолжил:

– Этот жестокий демон вихрем пронесся по Англии, убивая хороших людей, опустошая их земли и…

Рокхерст осекся. Какую версию истории рассказать ей? Ту, которую поведала мать? Или ту, которой поделился отец, когда Рокхерст достаточно вырос, чтобы все понимать?

– И? – поторопила Гермиона.

Что ж, нет никаких причин скрывать правду. Может, она хотя бы тогда придет в чувство!