Он шепотом досказал конец истории, чувствуя себя так, словно перенесся в ту палатку и это ему предлагает дама в белом невиданные богатства в обмен на верность и преданность.

– Она наклонилась над Томасом и успокоила его медовыми словами: «Сила твоего врага велика, но ты можешь получить такую же». Ее уговоры пьянили, как доброе вино. Она погладила его лоб, нагнулась еще ниже и поцеловала его. На вкус ее губы были слаще розовой воды. – Граф привлек к себе Гермиону и посадил на колени.

Она не сопротивлялась, влекомая неизвестным Рокхерсту чувством. Любопытством, теплом его прикосновения, обещанием еще не познанных страстей. Он не колеблясь пускал в ход все приемы обольщения и, прижав ее к себе, поцеловал в губы.

И в этот момент понял, что пропал.

– Решимость Томаса поколебалась. То, что предлагала леди, было безнравственно, но в противном случае ему грозила неминуемая смерть. А она, словно зная о его страхах, повторила: «Ты победишь его. Обязательно победишь».

Халат соскользнул с плеч графа, и Гермиона оказалась обнаженной до талии.

Идеально округлые груди наполнили его ладони, и когда он снова поцеловал ее, его плоть ожила, твердая, упругая, требующая разрядки, которой он лишил себя в начале ночи.

– Люби меня, Рокхерст, – прошептала она. – Пожалуйста, люби меня.

Не выпуская Гермиону, граф поднялся со стула и понес драгоценную ношу к кровати.

«Все, что ты должен сделать, – обещать, что ты, и твои сыновья, и их сыновья защитят это королевство от моих врагов. А я позабочусь о том, чтобы в награду ты и твои потомки были вознаграждены богатством и властью».

Они легли в постель. Вскоре Гермиона осталась нагой перед ним. Совершенно нагой. И ему не нужно было видеть ее, чтобы понять, как совершенна эта женщина – от длинных ног до полных грудей.

Она подняла руки и потянула его на себя. Их тела сплелись. Они целовались, ласкали друг друга, пока ими не завладел хмель страсти.

– Леди в белом взяла его руку и положила себе на грудь, на то место, где билось сердце: «Клянись в верности, и мы скрепим договор сегодня же ночью». Неизвестно, что взяло верх: соблазн ее тела, или видения золота и власти, или даже мысль о победе над врагом и дальнейшей долгой жизни, но Томас поклялся ей в верности и провел остаток ночи в пылу необузданных наслаждений.

– О пожалуйста, Рокхерст, – молила Гермиона, изнемогая от желания. Трепеща в предвкушении его обладания.

Рокхерст снова привел ее на грань, разбудил в ней восхитительный голод, утолить который способен был только он.

Он обнял тонкую талию и приподнялся, готовясь войти в Гермиону. Она обвила его ногами.

– Я хочу тебя, – прошептал он, прикусывая ее мочку и оставляя дорожку пламенных поцелуев на шее.

Он впервые испытывал такое головокружительное желание и думал только о том, что сейчас возьмет ее, погрузится в теплый грот между стройными бедрами. «Безумие! – твердил разум. – Это совершенное безумие!»

Но Паратус не согласился с ним и вонзился в нее, обретя незамутненно-чистый рай.

Было ли все это частью магии ее желания или силой кольца, но Гермиона обнаружила, что совершенно развратна по натуре. И разом освободилась от всех моральных ограничений, налагаемых на нее, как на дочь графа. Скрытая вуалью невидимости она безоглядно отдалась пробужденной Рокхерстом страсти.

Когда Рокхерст вошел в нее, Гермиона выгнулась, принимая его в себя. Но как только он наполнил ее, как только прорвал преграду ее девственности, она поняла, что он имел в виду, обещая, что впереди их ждет много всего.

О, он дат ей попробовать вкус того, что могут делить в постели мужчина и женщина, но это слияние было совершенно иным. Магическим…

Лишив ее невинности, Рокхерст замер, однако только на мгновение. Потому что так же, как и Гермиона, потерялся в вихре страсти. Он стал двигаться, и ее бедра начали подниматься и опускаться в том же ритме: Гермиона каким-то древним женским инстинктом сразу поняла, что от нее требуется. И все отчетливее понимала: все, что с ними происходит, – настоящая магия. Сейчас она могла бы поклясться, что находится не в спальне Рокхерста, а в палатке и оба тонут в весенних запахах. Ветер шептал что-то над их разгоряченными нагими телами, все туже свивая вокруг них кокон чар.

Желания Гермионы сводили ее с ума. Ее терзала одна мысль – обрести освобождение. И когда Рокхерст вонзился в нее еще глубже и хрипло застонал, ее тело словно взорвалось, ибо в его разрядке она нашла свою.

– Томас! – вскрикнула она. – Томас!

– Я здесь, Тень, – гортанно прошептал он ей на ухо. – Я здесь.

Гермиона мечтала, чтобы этот момент, эта ночь длились вечно, и, закрыв глаза, наслаждалась силой обнимавших ее рук. Наслаждалась последними конвульсиями своего экстаза.

Она вздрогнула. Но не от холода. Ее поражала тайна происходившего.

Рокхерст прижал ее к себе, все еще оставаясь в ней. Они по-прежнему были соединены, и никто не спешил разорвать чары, связавшие их.

Он все так же шепотом досказал конец истории и откинул со лба Гермионы спутанные локоны.

– Наутро Томас проснулся куда более могучим, чем мог себе представить. К величайшей радости своих вассалов, он победил врага.

– Они приветствовали его радостными криками, – добавила Гермиона, которой тоже хотелось кричать от восторга.

– Это верно, – кивнул граф. – Они кричали, и пели, и дали Томасу Херсту новое имя.

– Паратус, – добавила Гермиона, игнорируя язвительную улыбку, которой он обычно встречал всякие попытки перебить его. – И леди в белом сдержала свои обещания. Он стал невероятно богат и знатен.

– Тут вы правы. Но вместе с богатством на него легли обязанности защищать ее владения. И вскоре он обнаружил, что в ту ночь отдал ей не только свою верность. Всю свою жизнь он посвятил борьбе с нечестивыми духами, постоянно пытавшимися свергнуть королеву с трона.

Гермиона чувствовала, что он собирается откатиться от нее. Расторгнуть связь между ними. Но она еще не была к этому готова и поэтому обняла его за шею и привлекла к себе.

– А его потомки? – спросила она.

– И они не знали иной жизни.

– Полагаю, тут нет никакой романтики, – констатировала она.

– Никакой, – вздохнул Рокхерст. – Ни в малейшей степени.

По крайней мере, до этого момента. И он сказал бы ей это. Если бы посмел.

А Куинс тем временем бродила под окнами дома Рокхерста в ожидании Милтона. Это она назначила встречу. Впервые за столько времени она искала его общества, но сейчас гадала, захочет ли он видеть ее. Пока что он не появлялся.

Глядя на все еще темное небо, она тяжело вздохнула. К счастью, у нее осталось несколько часов, чтобы все исправить.