Я читала и читала и больше не замечала никаких попыток вторжения извне. А может, их и не было… В конце концов я почувствовала усталость и прилегла на диван в гостиной, положив книгу рядом с собой. Ко мне тут же пришла Клотильда и улеглась рядом, мурлыча. Дальше я ничего не помнила.

Утро встретило меня веселыми солнечными лучами, пробивавшимися сквозь не слишком плотную штору. И кто ее закрыл, терпеть не могу задернутые занавески! А почему это я в гостиной, да еще в куртке поверх пижамы? Ах да, ночью же…

Хотелось еще поваляться, но пришлось встать, чтобы раздвинуть занавески, снять дурацкую куртку и посмотреть на часы. Восемь утра, нереальная рань для воскресного подъема, однако ложиться досыпать я уже не стала, а пошла обследовать квартиру, попутно вспоминая пережитый ночью ужас.

В моей комнате так и горел ночник, его неяркий свет терялся в солнечных лучах, щедро льющихся в окно. Давненько уже такого яркого солнышка не было!

Ничего странного в квартире не обнаружилось.

Жаря яичницу, я размышляла о планах на сегодняшний день. Вечер будет насыщенным, а вот чем занять утро? Ребята проспят до полудня, одна я встала как самая умная! Внезапно вспомнилась Архиповна. Вчера навестить ее не разрешили, а как насчет сегодня? Я позвонила в больницу, назвалась соседкой, и молодая медсестра — не та, что была вчера, — не возразила против моего визита.

Спускаясь по лестнице, я вдруг услышала за спиной:

— Ника!

Соседка тетя Ксеня стояла в проеме своей двери.

— Здравствуйте! — кивнула я и хотела идти дальше.

— Подойди, пожалуйста, — попросила она. Я вернулась по ступенькам. Хорошо, что она первая со мной заговорила, надо спросить разрешения прийти к ней переночевать, если опять останусь одна. То есть не если, а когда.

Она кивком пригласила меня в квартиру.

— Вообще-то я спешу в больницу, — пробормотала я.

— Я тебя не лясы точить зову, — сказала тетя Ксеня. — Просто о некоторых вещах на лестнице не болтают.

Я пожала плечами и вошла. Женщина прикрыла дверь.

— Недобрые гости к тебе приходили ночью, — проговорила она. — Ты об этом знаешь?

— Еще бы не знать! — поморщилась я. — Ой, а вы их видели?!

— Есть вещи, которые необязательно видеть, чтобы знать об их существовании, — уклончиво ответила соседка. — Опасное это дело, девочка.

— Знаю, — вздохнула я. — Только не знаю, как от него избавиться. Если честно, ночью мне помог… помогла молитва, — я решила не болтать о сторожевом знаке.

— Молитва — это хорошо, — кивнула тетя Ксеня. — Но раз уж такое творится, надо при себе иметь соль освященную. Есть у тебя?

— Нет.

— Ну так я тебе дам. — Женщина вынула из шкафа пакетик. — Вот, держи всегда при себе. Если идешь куда-нибудь — клади в карман. И крестик носи обязательно.

— Ну дела, — не удержалась я. — Святая вода — это я знаю, но чтобы соль…

— И плохо, что не знаешь таких простых вещей, — строго сказала тетя Ксеня. — Соль тоже освящают, для этого особая молитва есть. Считается, что четверговая соль — так ее еще называют — помогает при болезнях, телесных и духовных. А уж твои ночные гости боятся ее сильнее, чем ладана!

Вообще-то я в такие вещи не верила, но за последние дни мне пришлось сильно пересмотреть отношение к вере. К тому же не хотелось обижать добрую женщину.

— Спасибо, — сказала я, принимая пакетик. — А крестик у меня есть, вот — серебряный!

— Если что — приходи ночевать ко мне, — сказала тетя Ксеня на прощание. — Уж сюда-то никакая погань не залезет.

В палате, кроме Архиповны, никого не было.

— Ой, девочка! — искренне обрадовалась она, приподнимаясь на постели. — Как хорошо, что ты пришла! А то все на выходные по домам разбежались, одну меня не пустили. Как тебя хоть зовут?

Я представилась и сообщила, что с кошкой все в порядке и она в данный момент находится у меня.

— Ох, и хорошо, а то каково ей одной-то там сидеть! — ответила Архиповна и неожиданно прищурилась: — Знаю, знаю я, зачем ты пришла: не про кошку рассказать, а про то давнее дело разузнать!

— Понимаете, это очень важно…

— Еще бы не важно, раз вы опять его видели! Эх, ладно, слушай. Только это… Дверь прикрой и глянь, окна закрыты? Значит, так. Лет десять мне было, а помню, как вчера, натерпелись ужаса! В поселке мы жили, возле рудника. Как стемнеет, все люди по домам, на улицу и нос высунуть боязно. Была там одна, Фаиной звали, ох и ужас что за баба! Хозяйничала в бараке, и там такое творилось, что и рассказывать не хочу. А потом она к себе квартиранта пустила, а остальных выгнала. Вот тут и начался самый ужас. Водил жилец дружбу с нечистым, людей ему в жертву приносил, сколько их там сгинуло!

Конечно, малообразованной старушке то, что происходило в бараке, безусловно, казалось происками дьявола. Я хмыкнула.

— И нечего смеяться! — обиделась Архиповна. — Там всякая чертовщина творилась, огни какие-то дьявольские в окнах сверкали, свист да завывание доносились. А потом, когда у него еще уродцы эти появились, так из поселка куча народа разбежалась…

— Какие уродцы?! — подскочила я.

— Ой, страхолюдины — ужас! Говорят, было там какое-то захоронение уродцев, а он их раскопал и оживил, дружил-то с нечистой силой. Старики говорили — упыри, а я не знаю, так или нет. В общем, это были мелкие хитрые твари, которых он посылал жертв для себя добывать или еще для чего. Сам-то он никуда не ходил. Они старались людям на глаза не попадаться, но разве же в поселке скроешь что-нибудь? О них даже говорить боялись, потому что пару раз такое было: кто о них заговаривал, тот вскоре исчезал. Скрытный был этот гад, не любил, чтобы о его делишках знали. Можешь себе представить, в каком страхе весь поселок находился?! Такое там творилось, веришь?

— Верю. Я немного знаю об этом.

— Вот как? Так, может, ты знаешь, как его хотели арестовать, а двое милиционеров пропали, и барак тоже?

— Да. И о проклятии тридцать первого августа. Одного не пойму, что случилось с Фаиной? Она что, до сих пор жива?

— Да как тебе сказать… Думали, она погибла в ту ночь. Но потом ее стали встречать те, кто раньше знал, да и другие тоже. Тогда умные люди сказали: на ней столько грехов и зла, да и умерла она такой нехорошей смертью, что ее злобная душа никак не может успокоиться и людям гадостей не делать. Она ведь что делала, Фаина-то: идет человек, ни о чем не подозревает, вдруг бац — появляется она, словно из-под земли, руку протягивает, как за милостыней, а сама ухмыляется, да так смотрит, что можно со страху упасть. Было раз, шла одна знакомая моей матери на базар, а Фаина тут как тут, протягивает руку: «Подай копеечку, вдовушка!» А тетка была не вдовушка, десять минут назад с мужем виделась. Возвращается домой — у мужа инфаркт, еле выходили. Или другой знакомый тоже шел вечером и встретил Фаину, а он знал ее еще по поселку. Увидел, испугался, а она и говорит: «Ну что, Федя, за тобой или за братом твоим раньше прийти? Ладно, приду за братом». И через несколько дней его брата в шахте завалило. Это лишь два случая, а подобных много было. А случалось, что она напророчит, да ничего не сбудется, но люди ждут и боятся, а ей, наверное, только этого и надо. К Ковалихе как-то подошла, прямо возле ее дома. «Подай милостыню, бабушка! А впрочем, не надо, ничья ты не бабушка!» А у Ковалихи как раз незадолго до этого первый внучок появился. Так она месяца два от него не отходила, не ела, не спала. С внучком ничего не случилось, зато сама заболела, потом все нервы лечила, да так и не вылечила. Кроме того, Фаина еще и раздоры сеять мастерица. Может сказать, например, какому-нибудь ревнивцу, что жена влюблена в его лучшего друга…