Отражен пятый удар. Шестой. Громовые раскаты сотрясали узкое пространство туннеля, оглушая людей. Седьмой сгусток взорвался с ослепительной вспышкой, мантии защитников занялись огнем. Один из старших жрецов молча рухнул на землю, из его носа, глаз и ушей текла кровь.

Восьмым взрывом убило пятерых послушников, прежде чем сгусток окончательно распался. Еще один старший жрец упал, застонав и схватившись за грудь. Линия обороны дрогнула, и тут один из послушников, обезумев от ужаса, кинулся на приближавшиеся скелеты с отчаянным, яростным воплем. За ним еще один послушник, еще один, и линия обороны сломалась — все они разом бросились в последнюю отчаянную атаку.

Нагаш в упор испепелил кинувшегося на него послушника и толкнул пылающие части тела обратно к Верховному Жрецу. Старшие члены ордена были готовы дрогнуть — они понимали отчаянность своего положения. Нагаш захохотал еще громче. С диким смехом он метнул последний сгусток огня прямо в лицо Верховного Жреца.

Святые мужи собрали последние силы, и сгусток с громовым раскатом взорвался всего в футе от них, разметав жрецов в разные стороны. От страшного удара о стены туннеля ломались старые кости, разбивались черепа. Многие погибли на месте — охватившее их пламя мгновенно превратило тела в обуглившиеся трупы.

Уцелел только Верховный Жрец — его защитили от взрыва стоявшие впереди. В дымящейся мантии старик пытался отползти назад, прочь от некроманта.

Нагаш навис над варваром, склонился и схватил старика за морщинистую шею. Он поднял его вверх так, что их лица разделяли всего несколько дюймов. Верховный Жрец посмотрел в пылающие глаза некроманта и увидел в них смерть всему живому. Кулак Нагаша сжался; старые косточки треснули, и голова Верховного Жреца безжизненно повисла. Ноги варвара еще несколько секунд судорожно дергались, потом замерли.

Нагаш медленно опускал тело старика вниз до тех пор, пока ноги его не коснулись пола. Он разжал руку, но Верховный Жрец остался стоять. Зеленое пламя замерцало в глубине его остекленевших глаз. Подчиняясь воле некроманта, старик опустился на колени, поднял морщинистые руки и взялся за золотой ободок на голове. Медленно, неохотно, словно какая-то часть души старого жреца все еще сопротивлялась, мертвец снял ободок и протянул его Нагашу.

Некромант взял символ ордена костлявыми руками, жестоко усмехнулся и скрутил мягкое золото, так что оправа, удерживавшая абн-и-хат, лопнула. Нагаш вытащил пылающий камень из ободка и отбросил бесполезное золото прочь.

Гроза бушевала всю ночь и все утро. Ближе к полудню, словно истратив последние силы, начала стихать. Когда ветер утих, вожди ближайших деревень созвали своих воинов и как можно быстрее пустились по грязным дорогам к крепости-храму.

Крепость встретила их тишиной и безмолвием. Ворота с северной стороны были заперты, и сколько прибывшие ни кричали, ни один Хранитель не появился на стене. Наконец один из вождей послал гонцов в деревню за длинной лестницей и велел юному воину забраться на стену и посмотреть, что там происходит.

Юноша исчез из виду. Воины молча ждали. Минуты тянулись одна за другой, вожди обменивались тревожными взглядами. Через полчаса они поняли, что случилось нечто ужасное.

Наконец главные ворота открылись, появился юноша, бледный, дрожащий. Никакие вопросы, уговоры и угрозы не могли вынудить его рассказать, что он видел внутри, и никакими силами нельзя было заставить его войти туда снова.

Приготовившись к бою, вожди повели свои войска к открытым воротам. Внутри их взорам предстало ужасное зрелище: крепость хранила следы недавней битвы — стены и полы, залитые кровью, пропитанные тяжелым запахом смерти. Не успев отойти и десяти ярдов от северных ворот, один из вождей испуганно вскрикнул и поднял с земли измятый золотой ободок. Остальные вожди тут же его узнали. Если Божий Глаз исчез, значит, Верховный Хранитель погиб, а орден уничтожен.

Но, как они ни старались, тел в крепости им найти не удалось. Ни единого.

Ламия, Город Зари, 76-й год Ксара Безликого

(—1598 год по имперскому летосчислению)

Убайд склонил голову, покрытую татуировками.

— Все готово, о великая, — произнес он таким тоном, словно говорил всего лишь о грядущем пире во дворце.

Неферата кивком поздоровалась с визирем. Время приближалось к полуночи. Аудиенция Ксиана Ха Фенга продлилась дольше, чем она рассчитывала, но было чрезвычайно важно не повести себя грубо и не завершить ее слишком рано. Неферате требовалось, чтобы августейшая особа благосклонно отнеслась к ее заигрываниям, чтобы принц поверил, что завоевал ее доверие, а значит, получил рычаг воздействия на царя. Пока Ксиан Ха Фенг думает, что имеет над ней власть, она может спокойно расставлять ему ловушку, в которую рано или поздно попадется он сам и, возможно, вместе с ним вся Восточная Империя.

Тонкая полоска теплого света пробивалась из-под двери в святая святых. Убайд провел тут много часов, готовясь к ритуалу. Великий визирь был единственным членом клики заговорщиков, кого Неферата впускала в помещение, — остальным теперь приходилось свидетельствовать ей свое почтение и пить эликсир в мрачных пределах Зала Скорби и Сожалений. Она выбрала это место по одной-единственной причине — из трех помещений для аудиенций, полагавшихся царице, это использовалось реже всех. А еще потому, что Ламашиззар и его бывшие союзники не должны забывать — лишь она стоит теперь между ними и царством мертвых.

Ламашиззар, конечно, с трудом сдерживал ярость. Неферата знала, как опасно провоцировать его таким мелочным способом. Да, ему недоставало честолюбия, но, если задевалась его гордость, он становился безжалостным. Возможно, со временем она освободит его от данных им обязательств, но пока он должен склониться перед ней и признать ее власть. Его необходимо заставить покориться. Он должен понять, каково это — жить, завися от прихоти других.

В основном царица вела себя очень осторожно, властью не злоупотребляла. Несмотря на репутацию декадентов, в некотором смысле жители Ламии оставались в неведении, как и остальные неехарцы. Никто за пределами дворца не догадывался, что Неферата больше не прикована к Женскому дворцу, и никто, кроме членов клики заговорщиков, не знал, что городом давно правит не царь.

Неферата хотела, чтобы так продолжалось всегда. Нагаш верил, что сможет стать Вечным Царем и править Кхемри, не вызывая гнева остальных великих городов, но царица была куда осмотрительнее. Теперь, снова имея возможность общаться с детьми, она, помимо своих внешнеполитических планов, хотела обеспечить продолжение правящей династии. Когда ее сын Ламазу достигнет брачного возраста, Неферата подыщет ему подходящую жену, а Ламашиззару придется присоединиться к предкам в загробной жизни. Естественно, сама она, как и подобает покорной жене, сделает вид, что пьет из отравленного кубка, чтобы сопровождать мужа в стране мертвых, и для всех просто умрет.

Фокус в том, чтобы убедить остальных заговорщиков изобразить собственную смерть. Их долгие жизни (и поразительная жизненная сила) уже вызвали нежелательные слухи как при дворе, так и в соседней Ливаре. По сведениям шпионов Ламашиззара, царица Халида уже не раз высказывала свои подозрения, но пока еще не обвинила своих царственных кузенов в противоестественных деяниях публично.