Женщина лежала неподвижно, обливаясь холодным потом. Она боялась выдать, что уже не спит. Ее взгляд затравленно метался по комнате, цепляясь за все предметы, будто спрашивая у них совета, как поступить.

За спиной откашлялись. Кашель был почти неслышным, сдавленным — не звук, тень звука. Но нервы женщины к тому моменту были настолько напряжены, что она с криком вскочила с постели.

— Что за черт?! — Отпрянув к стене, Олег задел высокую кипу старых журналов, которые с шелестом разъехались во все стороны. — Как ты заорала!

Прижав к груди плед, Александра смотрела на него дикими глазами. Она даже не ощущала облегчения.

— Как ты вошел?! — едва смогла выговорить женщина, справившись с трясущимися губами.

— Дверь была открыта! — Олег нервно растирал висок. — До сих пор в голове звенит от твоего крика!

— Дверь была открыта?! Неправда!

— Но как бы я вошел в таком случае? — Олег пожал плечами. — Ключи ты мне пока не предлагала!

Александра попыталась припомнить, заперла ли дверь, которую в былые времена часто оставляла нараспашку. «Заперла или забыла? Неужели я допустила такую беспечность, после того как Лиза — да, вот чье имя я вспоминала во сне, — предупредила меня об опасности? И пусть она говорила безумные вещи, прислушаться к ним стоило!»

— Не заперла дверь? — бормотала художница, растерянно оглядываясь. — Я и вчера не сразу вспомнила об этом… Значит, и сегодня по привычке бросила ее просто так…

— Возмутительно! — Олег окончательно пришел в себя. Обогнув тахту, он двинулся к женщине, обнял ее за плечи, усадил к столу. — Как тебя трясет! Неудивительно. Меня тоже колотит. Представь, приезжаю сюда после каторжного дня, после этого треклятого кладбища, возни с овдовевшей мамашей и ее безумной дочкой. Надеюсь поужинать в твоем обществе, вот, заехал в Елисеевский, накупил закусок… Стучу — ответа нет. А свет в замочную скважину пробивается. Толкаю дверь — открыто. И вижу с порога, посапываешь себе под пледиком. Умилительная картина! Вошел и сидел тихонько, боялся тебя разбудить. И вдруг этот зверский крик! У меня сердце оборвалось…

— Ты… только что пришел? — Женщина смущенно приглаживала взъерошенные после сна волосы.

— Да уж минут десять сижу.

— Мне снился такой сон… Непонятный… — Опершись локтями о столешницу, Александра спрятала лицо в ладонях. — Я до сих пор не проснулась… Ты не выключал свет?

Гость, разбиравший огромный пакет с покупками, коротко хохотнул:

— За кого ты меня принимаешь? Увидел спящую женщину и решил воспользоваться ситуацией, так?

— Я не о том…

Сконфузившись, Александра хотела объясниться, но тут же сообразила, что вопросы о тени за ширмой могут показаться оскорбительными. Преодолевая неловкость, она улыбнулась, следя за тем, как стол постепенно загромождают продукты, никогда не появлявшиеся в ее мансарде. Дорогие сыры в баночках, рулеты, колбасы. Французский коньяк и бутылка вина. Она сделала робкую попытку остановить Олега, который по-хозяйски распоряжался, раскладывая угощение по тарелкам.

— Зачем ты все достаешь?! Нам этого не съесть.

— Саша, ты стала до неприличия скромной, — парировал он. — Я же не собираюсь покупать твою любовь ценой ветчины, пусть самой свежей. Отнесись к этому позднему ужину философски. Кстати, где штопор? Вино куплено специально для тебя.

Когда отыскался штопор, были найдены вилки и стаканы, Олег предложил:

— Помянем, что ли?

— Идет.

Александра отпила глоток вина. Гость осушил полстакана коньяка одним духом.

— Ты был у них? Лиза проснулась? — спросила женщина.

— Проснулась. Имел счастье и честь с ней беседовать. Хотя какая там беседа. Она говорить не в состоянии. Плачет.

Олег вновь придвинул к себе бутылку. Александра с тревогой смотрела на мгновенно раскрасневшееся лицо мужчины. «Пьяный он мне не понравился. А если начнет лезть? Заводить с ним роман? Нет настроения. Вообще нет настроения ни на что. Отбиваться — тоже как-то глупо. Мне сорок лет, я одинока как перст, ни с кем не связана… А он далеко не урод, мы давно знакомы, и у нас много общих интересов. Может быть, отказываться от него глупо вдвойне. До каких пор мне жить на этом чердаке, ожидать неведомо чего? Это хорошо в двадцать лет. Боже, я стала рассуждать, как мама!»

Но Олег, также надолго замолчавший, как выяснилось, думал на иные темы. Выпив, расправившись с куском мясного рулета, разломив пополам хрустящий ржаной багет, он с заблестевшими глазами заговорил:

— Я весь день страшно злился на все это святое семейство. Но знаешь, к вечеру кое-что понял. Ведь кончилась целая эпоха в моей жизни! Этот паскудник, прости господи, умудрился стать для меня чем-то вроде вехи на пути… Вроде компаса. Я по нему проверял, туда ли иду, тем ли занимаюсь… А сейчас придется двигаться наугад. Когда некому совершать ошибки за тебя, приходится совершать их самому. Мой личный афоризм. Давай выпьем?

И, не дожидаясь согласия женщины, осушил стакан. Жуя кусок хлеба, мужчина продолжал:

— Теперь не с кем и поругаться. И поспорить тоже не с кем. Жаль…

— Ох, перестань! — Александра вытащила из смятой пачки сигарету. От вина, выпитого на пустой желудок, ее слегка мутило. Есть не хотелось, женщина ощущала нервное возбуждение, горло сжимали мелкие спазмы. — Можно подумать, это не ты позавчера вечером желал ему смерти! Ну вот. Он умер, и ни к чему изображать, что ты убит горем!

— Я никогда не желал ему смерти! — возмутился Олег, едва не подавившись коркой. — Черт, скажешь же такое! Я хотел врезать ему за молитвенник, только и всего!

— Нет, ты ему угрожал! — Александрой овладело нехорошее, драчливое упрямство. — Обещал его найти! Обещал, что он попадет в больницу!

Мужчина не успевал возражать. Он открывал и закрывал рот, беспомощно вытягивая вперед руку, будто пытаясь остановить поток упреков.

— Ты такого наговорил, а через сутки Лиза нашла отца мертвым! — Александра уже почти кричала: — Откуда мне знать, что это не ты убил его?!

— С ума сошла?! — У ошеломленного гостя прорезался наконец голос. — Рехнулась?! Окончательно?! Я, по-твоему, способен убить человека за то, что он испортил книгу, которую я ему отдал, отдал насовсем?!

Женщина, уже начиная остывать, раздраженно отмахнулась:

— Конечно, ты будешь оправдываться. Способен, не способен, откуда мне знать?

— Ну что же мне, уходить?

— Сиди! — грубо остановила она Буханкова, когда тот попытался подняться из-за стола. — И… ладно, прости меня. Накатило. Просто терпеть не могу, когда начинают говорить о покойнике хорошее, а о живом говорили только плохое. Это самое худшее лицемерие на свете, мне кажется.

Мужчина пожал плечами. Его лицо, заросшее темной суточной щетиной, обиженное и осунувшееся, вдруг вызвало у Александры приступ жалости.