Отсюда – вывод третий: настоящее упрямство не столько ситуативное, сколько возрастное. Проявления упрямства отражают этапы, вехи, ступени взросления ребёнка, усвоения им социальных, нравственных, культурных норм.

Бессилие и беспомощность вызывают огорчение, раздражение, досаду. Внешне и со стороны такие реакции кажутся необъяснимым сопротивлением, ослиной упёртостью, непонятной блажью. Такое мнимое, кажущееся упрямство – одновременно и защитная, и компенсирующая реакция.

Вспоминается реальный и очень характерный случай. Зимой на прогулке девочка лет трёх с необъяснимым упрямством выбрасывала подстилку из санок, на все мамины уговоры и призывы реагировала криком, упиралась, не хотела ехать домой. Когда разбушевавшаяся девчонка в десятый раз вцепилась в плед и бросила на снег – родительница не выдержала: «Ну-ка, живо домой! Хватит мне тут сцены закатывать!» – с этими словами она решительно пошагала к дому, волоча одной рукой санки, а другой – ревущую благим матом и вырывающуюся упрямицу.

Что и говорить, душераздирающее зрелище… Потом выяснилось: после катания с горки между слоями подстилки образовался большой и острый комок льда, который просто мешал сидеть в санках. Девочка не смогла доходчиво растолковать маме причину своего беспокойства, а та сразу не заметила непорядок и разозлилась.

Отсюда – вывод четвёртый: зачастую мы просто не понимаем детей и ошибочно принимаем за упрямство совсем иное поведение.

Лейтмотив любых мероприятий, игр, споров – «так нечестно!». Этот выкрик возникает по поводу и без повода, просто «на всякий случай». Кто об этом забывает – получает протест: «Я так не играю!»

Детское мировоззрение ещё не отличается чёткостью, а поведение – гибкостью. Так, малыши ещё не имеют чётких представлений о справедливом / несправедливом и не видят возможных вариантов решения одной задачи или проблемы. Например, что дойти до детской площадки можно по двум дорожкам, что копать песок можно разными лопатками, что лепить снеговика можно с головы, а можно с туловища…

Это делает несправедливость ещё более ранящей и болезненной и заставляет ошибочно усматривать её везде, где возникает ситуация выбора, принятия решения. Получается, что упрямство – часто следствие поведенческого тупика: если что-то не нравится или чего-то не хочется – проще сразу воспротивиться, упереться, отказаться.

Отсюда – вывод пятый и последний: необходимо бережно и уважительно относиться к чувствам ребёнка, но постепенно формировать у него правильные представления о справедливости и учить поведенческой гибкости.

В заключение – ещё несколько фактов об упрямстве, которые полезно знать, чтобы грамотно строить взаимоотношения с детьми и не испытывать ложных волнений по поводу ошибок и неудач.

♦ Упрямство начинается примерно с полутора лет, но есть дети, которые начинают упрямиться даже раньше – чуть ли не с года (как в стихотворении Татьяны Ивановой: «Из пелёнок вылез брат – стал немного вредноват…»).

♦ Пику упрямства чаще всего соответствует возраст двух с половиной лет.

♦ В кризисный период приступы упрямства и капризности случаются у детей по 5 раз в день, а у некоторых детей – до 19 раз!

♦ Приступ упрямства чаще всего происходит в первой половине дня.

♦ Мальчики упрямятся сильнее и чаще, чем девочки.

♦ Упрямство нередко начинает само идти на спад после трёх лет. Не случайно возрастной кризис трёх лет получил научное название trotz alter (в переводе с немецкого «возраст строптивости»).

Современные психологи и педагоги утверждают: если дети по достижении трёхлетнего возраста всё ещё продолжают активно и часто вредничать, то, вероятнее всего, речь идёт о «фиксированном» упрямстве. Чаще всего это результат соглашательского поведения родителей: они поддались нажиму, давлению, манипулированию. C’est la vie: мы воспитываем детей – но и дети дрессируют и укрощают нас…

Как справляться с детской строптивостью и капризами? Иногда нам кажется: существует некий «метод-гарант», какой-то универсальный приём наподобие волшебного заклинания, превращающий маленького упрямца в покладистого и сговорчивого паиньку. Эта иллюзия возникает из-за того, что в борьбе с упрямством мы интуитивно, сами того не сознавая, воображаем ребёнка сверхчеловеком. Почему?

Во-первых, именно строптивцы и капризули непроизвольно обретают у нас статус самых закоренелых вредин, на которых гораздо хуже, чем на малолетних агрессоров и озорников, действуют испытанные и проверенные воспитательные средства. Во-вторых, в сопротивлении упрямству по определению больше соглашательства, уступок, компромиссов. Эта форма непослушания лучше всего подтверждает тезис о том, что не только мы дрессируем детей, но и они укрощают нас. Наконец, характерны и воспитательные меры, применяемые к упрямцам: что-то отнять, чего-то лишить.

Между тем обнаруживаются давно известные, но ныне подзабытые либо внешне «слишком простые» возможности позитивного воздействия. И многие из них опять же кроются в самом языке, в нашей повседневной речи.

Прежде всего, задумаемся: какими словами мы обыкновенно добиваемся от детей подчинения, повиновения, покорства? Какие фразы обычно повторяем? Чаще всего в нашей речи звучат отрицания (см. главу 4), похожие на заклятья злых волшебников, отнимающих у сказочных героев их силу, ловкость, смекалку. То и дело слышатся предупреждения о плохих последствиях («сломаешь!», «поранишься!», «заболеешь!»), а иногда и настоящие угрозы: («накажу!», «получишь!», «в угол!»)…