и было видно, как по мере ее продвижения гаснут огни, как будто огромный рот задувал их, как свечи. Люди и животные прятались — в дуплах, в норах, в колючках, за стенами, все затаились, всех охватил один и тот же страх. Лучше пострадать от гнева, чем умереть.

В течение двух часов буря ревела, ее вихри разрушали, валили или наталкивались на препятствия. Люди делали все возможное, чтобы противостоять буре, наскоро латали крыши. Они ждали, когда она ослабеет, пройдет и окунется в безлунную и без звездную ночь, чтобы продолжить свой путь, чтобы с ревом унестись прочь. Куда и как, не имело значения, лишь бы подальше. Затем обрушились потоки воды. Дождь иногда пробивал крыши, несмотря на все усилия людей. Когда он наконец прекратился, люди стали ждать рассвета, не в состоянии уснуть.

Когда наступило утро, двери открылись и показались изможденные и побледневшие лица. Жители отправились исследовать повреждения. По всему городу улицы были усеяны битым шифером, как будто какой-то великан решил посбивать черепицу. На оголенной колокольне между балок каркаса виднелся колокол. И еще до семи часов колокол тихо наклонился в одну сторону, потом в другую и начал звонить, как сердце, восстанавливающееся после инфаркта.

Это был не первый случай, когда людям пришлось восстанавливать постройки, и не последний. «Катастрофы заставляют людей идти вперед», — любил говорить один человек в тяжелой мантии мечами, сложенными крестом.

Свет возвращался в дома по мере того, как шли дни, — в зависимости от расстояния до электростанции. Затем каждая семья убрала керосиновые лампы обратно в шкаф, а свечи — в ящик. Жители постепенно сотрут видимые следы урагана, но не забудут о нем; что касается леса, то он позаботится о себе сам. Ему нет дела ни до времени, ни до хаоса. Люди лес совершенно не интересовали.

Толстый слой листьев покрывал землю, листья кружились в водах реки. Лес был настолько голым, что напоминал благородные одежды, поношенные, местами рваные, с дырами, сквозь которые все еще проглядывал страх.

Прежде чем приступить к своим обязанностям на электростанции, Мартин отправился осмотреть дом. Водосточный желоб оторвался, но крыша выдержала, и это главное. Ряд тополей, высаженных перед домом, прекрасно защищал от ветра. Весь день Марта и Люк собирали разбросанные ветки и те немногие предметы и обломки, которые удавалось найти. Мартин решил отремонтировать водосток вечером.

Марк и Матье, как обычно, отправились на работу. Даже в случае отключения электроэнергии мощные генераторы приводили в действие дробилки и конвейеры. Поэтому грузовики продолжали выезжать из каменоломни с полными контейнерами породы после того, как дороги были расчищены отрядами лесорубов. Люк проводил братьев до ворот и попросил их встретиться с ним на виадуке, как только они закончат работу. Он должен был сказать им кое-то важное.

*

Братья вышли из каменоломен и пошли в лес, по пути отмечая огромное количество поваленных деревьев и переплетенных ветвей. Когда они добрались до виадука, Люк уже их ждал. Они не успели задать ни одного вопроса. Брат тут же начал говорить без перерыва, объясняя, над чем размышлял уже несколько дней. Матье закатил глаза, Марк же остался бесстрастным. Ни один из них не знал, как реагировать, когда Люк закончит.

— Почему вы молчите?

Матье устало посмотрел на Марка.

— Так вы поможете мне или нет?

— Почему ты хочешь это сделать?

— Это, как ты говоришь, называется форт, а форт создается для того, чтобы защищаться.

— Защищаться от чего именно?

— От пиратов, конечно! У тебя, похоже, короткая память, раз ты забыл о Ренуаре и Саллесе!

Марк поднял руку, чтобы помешать Матье ответить.

— Пиратов прекрасно видно и с виадука, разве нет?

— Увидеть их приближение — возможно, но чтобы защититься, нужна баррикада, что и сделал капитан Смоллетт.

— Капитан Смоллетт, да, конечно, — сказал Марк.

Он с удовольствием читал «Остров Сокровищ». Но Люк сделал эту историю своей реальностью. Марк прекрасно понимал, что идея построить форт была абсурдной, но, видя энтузиазм брата, сказал себе, что не имеет права так быстро разрушать его мечту. Он даже нашел идею совместного занятия довольно привлекательной. Оставалось убедиться, что Матье ему подыграет.

— Где бы ты хотел построить этот форт? — спросил он, подмигнув Матье.

Люк хлопнул в ладоши, и по его лицу расплылась широкая мальчишеская улыбка. Матье снова закатил глаза.

— Блин блинский, я знал, что могу рассчитывать на вас, ребята! Мы построим его прямо над местом, где подорвались пираты, и тогда сможем видеть приближающихся врагов издалека.

— Кажется, ты все предусмотрел...

— Строить будем по вечерам, после ужина, пока дни длинные, и особенно по воскресеньям, — добавил Люк.

— Хорошо, но мы будем использовать деревья, вырванные ураганом, — вмешался Матье, решив поддержать эту идею.

— Ты тогда их сам отберешь, — сказал Люк. Его глаза сияли от счастья.

— Ты уже придумал, как назовешь этот форт?

— Ой, еще нет.

— Как насчет «форт Джима»?

Люк на несколько секунд задумался.

— Не знаю.

— Тебе не нравится?

— Дело не в этом, но я бы предпочел, чтобы он назывался «форт Мабель», если вы не возражаете, — сказал Люк, немного огорченный тем, что противоречит брату.

— Хорошая мысль...

— Возможно, так она вернется быстрее. Она может даже жить там, если захочет.

— Ну, если все согласны, то пора возвращаться, — сказал Марк.

— Подожди, мне тоже есть чем поделиться. Отец знает, что я сломал ружье.

— Ты ему сам сказал? — спросил Марк.

— Нет, он нашел деталь под матрасом. Он из-за этого хотел пойти на работу вместе.

— Наверное, он разозлился.

— Нет, он был спокоен. Просто сказал, чтобы я остерегался Линча.

— Это на него не похоже.

— Но что еще более удивительно... он признался мне, что, возможно, был неправ.

— В чем неправ?

— Он ничего такого не сказал, только то, что хочет попытаться стать лучше.

— Ну и как ты отреагировал?

— Воспользовался возможностью и высказал, что у меня на душе. Он воспринял это спокойно.

— Может быть, он тебе правду сказал, — задумчиво протянул Марк.

— Думаю, это были пустые слова, и, в любом случае, уже слишком поздно.

— Он никогда не говорил мне ничего хорошего, — сказал Люк.

— К нам он относился не лучше, чем к тебе, ты же знаешь. Одинаково любил ближнего, — сказал Матье.

—