— Она тебе рассказала? — задала наконец вопрос. Данька неопределенно мотнул головой, а меня осенило:

— Ты убрал ребят? — спросила грозно. Он снова посмотрел исподлобья.

— Нет, не убрал. Если ты не хочешь заботиться о своей безопасности…

— Это каким образом я не хочу? — сложила я руки на груди.

— Ты целовалась с Петренко, — сказал Данька почти с обидой в голосе. — Скажешь, между вами ничего нет?

Устало вздохнув, я села на диван.

— Ну ты со совей Дианой тоже не чай пьешь, — не удержалась все же.

Я то наивно думала, что Данька сидит на сухом пайке, пока встречается со мной, а он, оказывается, вполне утолял свои потребности на стороне. Мне в такую большую любовь слабо верится что-то. Оно и к лучшему, значит, есть отличные шансы, что он все-таки более-менее спокойно переживет наше расставание.

— Она для меня ничего не значит, — поморщился Данька, — это просто секс.

— Можешь передо мной не оправдываться. Мы же расстались, — напомнила ему. Он вздохнул.

— Ты что, влюбилась в него? — Я уставилась непонимающе. — В Петренко.

— Глупости не говори, — фыркнула я. — Ничего серьезного между нами нет.

Данька воспрял духом, я подумала, что надо было признаться в большой и светлой. А то у парня какая-то маниакальная страсть ко мне.

— Значит, твоя слежка донесла, что я целовалась с Петренко и была в стрип-клубе, где виделась с Дианой?

— И что ты опять ночевала у Петренко, — не без язвительности добавил Данька и почти сразу просительно продолжил: — Кать, переезжай ко мне, а? Мы друг друга знаем, в такое время надо быть рядом. А Петренко — точно не подходящая фигура для этого. Дядя Гена настоятельно советовал держаться от него как можно дальше. Выспрашивал, насколько у тебя с ним близкие отношения. С чего он вообще это взял?

— Может, потому что твоя матушка на это прозрачно намекала? — не удержалась я.

А может, потому что я сама себя сдала постоянными расспросами. Данька вздохнул.

— Она уехала вчера вечером. Я теперь совсем один.

И опять этот взгляд щенячий, ну что ж такое. Нет, больше я на него не куплюсь.

— Дань, нужно как-то жить дальше. Тебе всего двадцать пять, ты еще слишком молод, чтобы вот так сидеть и страдать в бездействии. Займись отцовскими делами, дисциплинируй себя, в конце концов. Кстати, вы с ним часто ругались?

Я перевела тему неожиданно даже для самой себя, вспомнив слова Дианы. Данька явственно растерялся, я бы даже сказала, испугался. Сжал в руках ручку, я перевела на нее взгляд. Другая, конечно, не из клуба, обычная. Ту-то я забрала.

— С чего эти вопросы? — спросил нервно. Я пожала плечами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Просто интересно, какие у вас были отношения.

— Нормальные… То есть я хочу сказать, бывало, мы ругались, но ничего серьезного… Ну если не брать во внимание случай с тобой. — На мой вопросительный взгляд продолжил: — Отец долго пытался мне доказать, что ты неподходящая пара.

— И никаких противоречий, разногласий? Вряд ли он был доволен тем, что ты не стремишься перенять фамильный бизнес.

— Ну… — Данька продолжал смотреть с легким подозрением. — Конечно, он не был рад. Иногда даже грозился, что если я не возьмусь за ум… Я пытался ему объяснить, что у меня нет способностей к управлению большой компанией… Но он само собой хотел вырастить из меня себя… Как и по жизни все время.

Я зацепилась за эти слова.

— Отец считал, что ты не дотягиваешь? — поинтересовалась у Даньки. Он, отбросив ручку, нахмурился.

— Кать, ты что, меня подозреваешь?

— Вовсе нет, — невозмутимо ответила я. — Просто копаюсь в жизни твоего отца, пытаясь найти что-нибудь интересное. Знаешь, порой не обращаешь внимания на какие-то мелочи, а потом это может оказаться важным аргументом в деле.

Данька продолжал хмуриться.

— Диана тебе что-то наплела, да? — спросил наконец. — И поэтому ты задаешь странные вопросы.

— Если тебе нечего скрывать, расскажи о ваших с отцом отношениях, — парировала я в ответ.

Воевать со мной Данька никогда не умел. Вздохнув, подумал с минуту и стал рассказывать:

— Ну они с матерью развелись, когда мне было десять. До этого моим воспитанием занималась она, если это можно назвать воспитанием… В Москву брать меня не захотела, потому что ей надо было личную жизнь устроить, а я в этом ей только бы помешал. Я остался с отцом… Мы никогда особо не общались, он пропадал на работе, я по его меркам был уже достаточно взрослым, чтобы самому управляться по дому. Ничего удивительного, что у нас не вышло доверительных отношений. Он никогда нормально со мной не общался, чтобы зайти вечером, сесть и просто поболтать за жизнь, спросить, как у меня дела в школе или на личном… Единственное, что он умел — это требовать. У него в голове был свой какой-то список того, что я по его мнению должен иметь и уметь к определенному возрасту… Ну а потому его ждало разочарование, когда он попытался приобщить меня к своим делам и понял, что я не тяну. Ну не тяну, да и не больно-то хотелось. Пусть этим занимается тот, кому интересно, а мне достаточно одного рестика, которым я управляю…

— И на этом фоне у вас были конфликты? — я поняла, что впервые слышу такие откровения о семье Даньки, обычно он обходил эту тему стороной.

— Вначале были, потом он, кажется, махнул на меня рукой. Перестал вообще интересоваться, где я и чем живу. Только ты вот вызвала у него стойкое неприятие… Ну или не знаю… Учитывая, что между вами было… Короче, ты не оставила его равнодушной.

Мило как. Только это неравнодушие обошлось дорого всем нам. Я немного посмотрела на Даньку. Вроде бы абсолютно честен, в глаза смотрит открыто, но про какие-то карточные долги, о которых Диана говорила, молчит. Не хочет выставлять свои пороки? Или все же за этим кроется что-то более серьезное?

Я сейчас что, думаю о том, что Данька мог совершить убийство? Прийти и зарезать собственного отца в кабинете ресторана? Истинный абсурд. Но как там говорил Петренко: иногда убийства совершают люди, на которых и вовсе не подумаешь… И все же Данька… Нет, ну не мог он, не мог.