Кендык себя. — Кто прочитает их все? Если на каждого из этих проходивших дать хоть по книжке, как выйдет? Хватит ли книжек, или, напротив, хватит ли этих людей, хватит ли рук, чтоб держать эту несчетную грамоту, и глаз, чтобы читать, языков, чтобы вслух выговаривать?»

Кендык шел дальше; на площадке налево была огромная церковь несравненной красоты. Но креста на ней не было, вместо креста высоко и гордо реял красный флаг.

«Это тоже по-нашему», — радостно подумал Кендык.

Напротив стояло высокое черное здание, с башенкой сверху, похожей на круглый рог.

— А тут что? — спросил опять Кендык у первого прохожего.

Прохожий ответил:

— Не знаю.

На нем был дерюжный армяк, шапка с ушами, несмотря на теплую погоду, а на ногах традиционные лыковые белые лапти. Это был приезжий из деревни.

— Что там? — спросил Кендык настойчиво у другого прохожего, повыше ростом и одетого почище.

— Дом книги, — выпалил резко прохожий и побежал по своим делам.

«Опять книги, — подумал Кендык с удивлением. — Тут, видно, надо учиться весь век: от кожаной малой пеленки до самого входа в долбленую гробовую колоду».

На этом месте Кендык долго стоял и глядел вперед, назад.

Про эту улицу ему говорили другие. Рассказывал даже Андек в далеком Родымске. Он говорил, что в большие советские праздники, два раза в год, весною и осенью, улица с утра набивается народом, как льдинами во время ледохода. Проходит завод за заводом, фабрика за фабрикой, школа за школой, вздыбившись красными флагами. Есть маленькие флаги, как будто полевые цветы, и огромные, алые, как пламя пожара, как яркость восходящего солнца. Трубят бесконечные трубы, играют оркестры. Проходят телеги с высокими куклами, там лица друзей и врагов. На флагах все те же знакомые надписи: «Бедные рабочие всех стран, соединяйтесь», «Пятилетняя работа обновит и поднимет Советскую страну».

Кендык закрывал глаза, и пред ним вставал воочию этот высокий ледоход, никогда им не виданный. «Куда же припрятали флаги, повозки и фигуры? Эх, посмотреть бы!» — вздыхал он завистливо.

Но и без того на улицах было довольно чудесного. Над входами в кино, — Кендык понял, что это кино, — подымались огромные зеленые и красные афиши с мужскими и женскими лицами.

Кендык трудно и долго читал букву за буквой, слог за слогом, одолевая в конце концов мудреные звуки, но чаще всего не понимая их значения.

Окна магазинов были зеркальные. Кендык не думал никогда, что бывают на свете такие большие зеркальные и светлые стекла. Под стеклами были товары: ткани, посуда и кожа. Был ряд окон, где струились потоки мехов, такие большие, каких не бывало в шодымских лесах, сидели, притаившись, лисицы, поблескивая красными глазками. Кендык подумал, что вся Шодыма, одуны и якуты за целый год охоты не могли бы собрать столько драгоценных мехов, сколько их здесь, в этой одной лавке.

— Смотри, смотри, — со смехом сказал Вылка.

Он выскочил вперед и весело плясал перед окном магазина.

За огромным зеркальным окном, во всю ширину магазина был выставлен кусок тайги, зеленой, корявой и мшистой. Кендык сначала подумал, что это настоящая тайга, потом пригляделся поближе и усомнился.

На гладкой, утоптанной земле два красавца-черныша, с алым гребешком, с задорно распущенными крыльями, шли навстречу друг другу, видимо, готовые драться. Было очень тихо, и лесные петухи стояли неподвижно на месте, бросая друг на друга сердитые взгляды.

— Что это, охота? — наивно спросил Кендык вертлявого Вылку.

Вылка усмехнулся.

— Какая тут охота, на улице, в толпе. Так, подделано.

На вывесках были крупные надписи: зеленые, красные, разные. Кендык читал их, но окончательно ничего не понимал: «П-р-о-м-к-о-о-п-и-н-т-о-р-г». Кто мог бы объяснить по слогам наивному одунскому гостю это многоэтажное скопление слогов?

Кендык прошел до конца и вышел на третью широкую площадь. На площади стоял высокий круглый столб, а на столбе был ангел с крыльями, с высоким крестом. «Вот тебе на! — подумал Кендык. — Отчего его не снимут?» Но столб был гладкий и круглый; ангел забрался на такую вышину, что достать его было трудно.

Перед крестом расплылся огромный дворец, как плоская гора с обсеченными стенами.

— Здесь когда-то царь жил, — объяснил Вылка.

Он вступил наконец в права объяснителя и стал рассказывать:

— У этого дворца крыша в то время была ледяная, нетающий лед (стекло). Тоже и полы были из нетающего льда, а как солнце взойдет, так солнечный луч сверлился сквозь жаркую крышу прямо царю на кровать. А ниже, под полом из нетающего льда, огромная река, или озеро, или море, я не знаю, которое, — бегущая вода. Эта бегущая вода была переполнена рыбой. Вот царь и его помощники лежали на кроватях и прямо с кровати ловили рыбу из светлой воды. Этим сами кормились и кормили гостей своих.

— Я тоже слыхал, — припомнил Кендык рассказ эвенского гостя в далеком Коркодыме.

Этим рассказом когда-то открылся для Кендыка новый путь, неслыханный, невероятный.

— А вот там, перед входом, говорят, была такая глубокая дыра, до самого пупа земного. А в этой дыре, в глубине, сидел такой дьявол, злой дух с четырьмя головами, у каждой головы было по четыре лица, и в каждом лице по зубастой пасти. И был этот дьявол голодный и все кричал, выл, требовал еды. И был он как белая мушка, как моль. Знаешь — моль, которая меха поедает. Так же и этого духа кормили мехами отборными, лучшими лисицами, песцами, белками, горностаями. А если мехов не хватало, то надо было добавлять головы казачьих детей. Детей отдавали чередою, и так череда доходила до царского детеныша. Был он такой хилый и слабый, ноги под ним не держались, и кровь в его жилах не держалась, и все выливалась то внутрь, то наружу. А царь его страшно берег, своего кровяного уродца, и затем собирал ясаки со всего сибирского народа злого духа кормить и своего сына тешить.

То была наивная легенда далекого Севера о царе и ясачных мехах. И неведомо как в нее проскочили подробности о последнем цареныше династии Романовых, которого ноги не держали.

Кендык выслушал рассказ и покачал головой.

— Не веришь? — спросил Вылка. — Ну, ладно, может, я тоже не верю, а выходит складно. Теперь вот не стало царя, и, стало быть, не стало ясака. Никто не собирает, и никто не дает. Оттого и подземного духа не стало, может, он глубже ушел или с голоду помер. Пойдем, я покажу тебе, где того царя убили.

Они пошли на берег канала, там стояла небольшая церковь, похожая на каменный пирог.

— Вот здесь это было, — указывал Вылка. — Был